Не смотри ей в глаза. Антон Грановский

не буду. Давай-ка я тебе еще налью!

      Он подлил девушке шампанского. Она отпила, фыркнула от газа, ударившего в нос, и весело спросила:

      – Глеб, а ты знаешь какие-нибудь стихи?

      – Угу, – отозвался тот.

      – Прочитай, а? Только чтобы про любовь.

      – Про любовь? – Корсак усмехнулся. – Нет проблем. Слушай!

      Вы лежали в гамаке

      С сигаретою в руке

      И невольно искривляли

      Тело где-то в позвонке.

      Я хотел бы быть рекой,

      Гладить вас своей рукой,

      Гладить волосы и тело —

      Вот я ласковый какой.

      Я хотел быть ветерком,

      Я хотел быть мотыльком…

      Только на фиг вы мне сдались

      С искривленным позвонком?

      Шатенка рассмеялась:

      – Класс!

      Блондинка тоже фыркнула от смеха, но тут ее внимание привлекла перевернутая рамка, лежащая на полке.

      – А это что за фотка? – спросила она. Не дожидаясь ответа, она подняла фоторамку и взглянула на снимок. – Это твоя жена?

      – Нет, – сказал Глеб и отхлебнул из стакана.

      – А кто?

      – Женщина, которой я подарил свое сердце и которая вернула мне его в разбитом, но аккуратно склеенном виде.

      Девушка фыркнула, покосилась на Глеба и проговорила:

      – Надо же – бросить такого роскошного парня.

      – Сам удивляюсь. – Глеб улыбнулся. – Наверное, ее не привлекает роскошь. Она из тех, кто довольствуется предметами первой необходимости. А теперь верни фотографию на место, милая.

      – Положить ее лицом вниз?

      – Да. Так она меньше пылится.

      Блондинка хмыкнула, но не спешила выполнить указанное. Она с любопытством вгляделась в портрет:

      – А она хорошенькая, хотя и не первой свежести. Сколько ей? Лет тридцать пять? Снежана, посмотри – хорошенькая ведь?

      Блондинка показала фотографию шатенке. Та подняла голову с плеча Глеба, продолжая поглаживать его ладонью по груди, взглянула на снимок и улыбнулась:

      – Слишком серьезная. И прическу надо другую. Ей бы мелирование подошло. «Мажимеш» или «Балияж».

      – Да ладно тебе, Снежанка, ей и так хорошо. Она на какую-то актрису похожа. Из советского кино… Что-то там «тра-ля-ля… инженера Гарина», я в детстве смотрела.

      – А, я помню, – кивнула шатенка. – Она играла подружку этого Гарина. Такая беленькая была, с темными глазами. Фамилию только забыла.

      – Налюбовалась? – спокойно поинтересовался у блондинки Глеб. – А теперь будь хорошей девочкой и верни «подружку Гарина» на полку. Я серьезно, Люся, положи фотографию туда, где она лежала.

      – Я не Люся, – сказала блондинка. – Я Лия.

      – Да без разницы.

      Девушка поставила фотографию на полку и аккуратно повернула ее пальцем к Глебу. Он сдвинул брови и качнул головой:

      – Нет, не так. Переверни, как было.

      – Как скажешь.

      Она улыбнулась и как бы невзначай толкнула рамку пальцем. Кувыркнувшись в воздухе, стеклянная рамка со звоном упала на паркет.

      – Упс! –