Время для стали. Денис Юрьевич Петриков

благо тягостную тишину разбавляла работа маленьких белых зубок.

      Мужчины поглядывали на Виктора, словно взвешивая, что тому рассказывать стоит, а чего лучше пока придержать.

      – Ты в каком году умер? – прервав тишину, наконец спросил у Виктора Гена.

      Здесь молодого человека не-то что бы накрыло, но всё же очень нехорошо ёкнуло. Ещё он понял, что слишком сильно привык к миру полного погружения, отчего текущую, во всех смыслах аномальную ситуацию, воспринимает вероятно, как некую новую «игру». Однако паники не вышло: прагматичный разум резонно сообщил, что, если уж панической истерики не случилось до этого, нечего впадать в неё и сейчас, да и момент вроде как важный.

      – 2056 год, – прервав новую порцию молчания, произнёс Виктор.

      Гена присвистнул, Хмурый буркнул что-то нечленораздельное и вроде даже матерное, Машенька закинула в рот последнюю печенюшку.

      Док произнёс:

      – Да ты у нас гость из будущего…

      – Ага, как Алиса Селезнёвая, – дополнил Гена.

      – Что за Алиса? – спросил Виктор.

      – Э… Неужели настолько хреновое будущее? Ты хоть Пушкина знаешь? – возмутился Гена.

      – Это тот, который лампочки выкручивает? – нашёл в себе силы пошутить Виктор.

      – Ага, именно он, – закивал Гена.

      – Так, ладно, – прервал отступление Док, – к делу, – строго продолжил он. – Я военный хирург, умер во время разгрома Квантунской оккупационной армии в 1945 году. Геннадий – 1984 год, ЧП на производстве. Наш хмурый товарищ на данную тему не распространяется, но иногда мы накатываем по сто грамм с горя… В общем, из его бормотания следует, что Хмурый браконьер и помер он по пьяни, накормив своим распухшим трупом пиявок году так в 1991.

      Закончив говорить, мужчина вопросительно уставился на Виктора, ожидая какой-то реакции.

      Молодой человек флегматично тупил, возможно всё ещё не веря в реальность происходящего, а возможно просто приняв всё как есть. В девятнадцать лет к изменениям привыкать проще чем в сорок.

      – А Маша? – вопросительно кивнул он на девушку.

      – Крепкий, однако, орешек, – хмыкнул на это круглолицый Гена. – Я вот сутки волосы на голове рвал… – скривился он.

      – С Машей непонятно, не в себе она слегка, – взялся отвечать Док. – Но нам ясно одно, она, Виктор, крепостная…

      Молодой человек подвис, пытаясь вспомнить в каком году отменили крепостное право, но не вспомнил.

      Тем временем Гена, который видать был большим весельчаком, так как периодически улыбался словно кот, вспоминающий весеннюю ночь, снял с кирпичей закипевший чайник и принялся разливать чай по металлическим кружкам, в которые Док чуть ранее засыпал заварки. Виктор, понимая, что не только можно, но и нужно, взял упаковку галет, распаковал и принялся грызть пресное на вкус печенье.

      Док на это вздохнул и требовательно посмотрел на Хмурого.

      – А что сразу я? – буркну тот.

      – Давай, давай, заглаживай вину перед парнем, – строго произнёс