Нетелефонный разговор. Михаил Танич

дворик централа

      И звон вертухайских ключей.

      Зароется в папки историк

      И скажет про те времена:

      Прогулочный дворик,

      Прогулочный дворик –

      Такая большая страна.

      Человек за бортом

      Зачем пишу-то? А кто бы знал! Смутили, соблазнили небольшими деньгами – в большие бы не поверил, это всегда обман, у меня их и не было никогда, озадачили.

      – Ты повспоминай, жизнь твоя – это ж радуга! Ну попробуй – строчечка за точечкой…

      Да уж, радуга: все семь цветов – черные!

      И вот я согласился, заточил угольки, загрунтовал пространство, кисти помыл. А чего писать, не придумал.

      Свой портрет на фоне времени? Кому я нужен? А если о своем времени? О моем ведь только я и могу!

      Так появились первые мои иероглифы прозой, раньше всё в столбец, с малолетства.

      Это как вообще-то делается? Выдумывается герой, и ведет его, придуманного, автор по знакомым своим улицам и городам. Или же сам путешествует по выдуманным странам и временам.

      Откапали, отморосили

      Годов обложные дожди,

      Теперь я и вспомнить не в силе,

      Что пели мы, что мы носили,

      Чем жили мы там позади.

      Какие случались ошибки,

      Пока этот дождь моросил,

      И у золотой моей рыбки

      Каких я подарков просил?

      Давно уже леший не бродит,

      Русалки у берега нет,

      И опыт к нам долго приходит,

      Со скоростью прожитых лет.

      Так, слово за слово, и покатился Миша по нестойкому таганрогскому снегу на лыжах, кое-как зацепившись палкой за борт проезжей полуторки, одного опасаясь – как бы не остановился и не надавал по шее дядька-шофер. А за что, собственно? Снег был теплый, но была, была зима в Таганроге!

      Завещание

      «Пришла пора и нам иметь воспоминания о том, с кем был и с кем расстался впопыхах, слетел с небес неясный ангел покаяния на не умеющего каяться в грехах». Это из моей малоизвестной песни.

      Но с чего-то же они начинаются, воспоминания! А вот с чего.

      Балансирую на канате,

      Надо мной – дырявенький зонт,

      Я, как солнышко на закате,

      Скоро скроюсь за горизонт.

      Мне всё чаще бывает плохо,

      В сердце – острый блеск ножевой!

      Но тебе обещаю,

      Что буду живой

      До последнего вздоха.

      Вот такое оптимистическое размышление! А после – надо вызывать духовника и нотариуса. И – «находясь в здравой памяти, в присутствии нижепоименованных»…

      Клиническая смерть! Вся-то жизнь вспыхивает одномоментно на экране черно-белого немого кино, куда мы просочились без билета.

      Кино, в котором я – и герой-любовник, и злодей, и все двулико, как полицейские и воры.

      Кино, а также книги и картины, и всё в искусстве и около бывает всего двух видов: художественно и нехудожественно. Город Таганрог, малая моя родина, город художественный. Заложенный Петром Первым во время Азовского похода строго по