За миг до тебя. Аглая Павловна Оболенская

что он поддержит сломленную жену. Первое, что бросилось в глаза – страх. Страх пропитал походку, согнул плечи и въелся в лицо идущего к ней мужчины.

      – Ты видела его?

      Ей хотелось броситься к нему и заголосить, но что-то удерживало.

      – Ничего… Знаешь, мама говорит, что обычно восьмимесячные мальчики не выживают. Девочки выживают. У них портится обмен веществ, они толстеют потом, но зато живут, а мальчики семимесячные только выживают… – он заискивающе смотрел жене в глаза, склонив голову набок, как голубь. – Не переживай, может всё обойдётся само.

      Инна не сразу поняла, о чём он. Что обойдётся? Губа зарастёт сама или…

      – Ты что городишь тут? Ты хочешь, чтобы наш сын умер? Ты этого хочешь?! – слёзы градом, не спросясь, посыпались на щёки, ситцевую ночнушку, всплеснувшие в ужасе обнаженные руки.

      – Тихо, Инна! Ну не плачь. Поверь, так было бы лучше и ему и нам. У нас ещё будут дети. Потом когда-нибудь. Тебя полечат… Не плачь, Инна, слышишь?

      Славику удалось усадить её на кушетку. Примчавшаяся на крик медсестра купировала истерику уколом. Девушка постепенно затихла. Вечером у неё начался жар, судороги сводили конечности. Её срочно перевезли в инфекционку и стали пичкать лекарствами. От одного из препаратов по всему телу разлилось горячее тепло, судороги прекратились, а в голову закралась глупая мысль – не обмочилась ли ты, несчастная, прямо под себя?

      Так и провалялась неделю. От лечащего врача узнала, что сына переместили из родильного в детское отделение этажом ниже и поставили на искусственное довольствие. Хотели было прикармливать грудным молоком, сцеживаемым роженицами, но он категорически его срыгивал. Ждал родное? Славик навещал её каждый день, карауля с кульками в «предбаннике». Жалел. Поскольку сына Инне на грудь не положили, и видела она его лишь округлёнными глазами фельдшериц, матерью себя ощущала с натяжкой. Всего-то материнского в ней – сочившееся из набухших сосков горячее молозиво. Однажды вместе с мужем к ней пришли свекровь со свёкром, срочно прибывшие из Пушкина. Предварительно «оценив» внука, они решили увезти невестку и сына отсюда, чтобы оградить её от страданий, его – от позора. Уговорить Инну не составило больших трудов, ей и самой хотелось забыть происшедшее как кошмарный сон.

      Глава 4

      В Пушкине она выдержала неделю. Каждый день бесцельно слонялась по дому, спотыкаясь о приготовленные загодя детские подарки. Ничего не ела, лишь пила воду из-под крана и часто меняла в ванной полотенца, туго перетягивающие грудь. Ни с кем не общалась. Или не общались с ней? Холодом повеяло и от мужа, но было всё равно. Славик к концу недели засобирался уезжать, игнорируя просьбу матери о переводе в Ленинградский университет. Ежедневно видеть тоску в заплаканных глазах жены и чувствовать себя предателем стало для него невыносимо. Ещё, к ужасу своему, в душе, на месте влюблённости в Инку, он не нашёл ничего, кроме зияющей пустоты. Черная дыра… От засохшего бублика. Впервые за два совместно прожитых года Славик увидел жену другими глазами: