Вериги любви. Татьяна Батурина

лишь на тряпки в хозяйстве…

      Сколько пышных отрезов я им ни дарила,

      Своим верным заботницам и хлопотуньям,

      Они прятали их в сундуки и диваны, –

      Мол, куда нам рядиться в богатые ткани,

      На работу? Иль дома вертеться, на кухне?

      На работу сгодится поплоше, попроще,

      А и дома сам Бог повелел поукромней…

      А уж позже, покрывшись простыми платками,

      Вовсе на люди выйти стеснялись в обновах.

      Нафталином пропахла вся мануфактура,

      Сохраняясь в чудных толстопятых комодах.

      «И кому берегут? – я, бывало, сердилась. –

      Ведь не спички, не мыло на день самый черный –

      По извечной привычке наученных жизнью…»

      …Умерла тетя Маня.

      Когда обмывали

      И когда обряжали в холстыню льняную,

      Мы нашли в сундуке с жестяными краями

      Много, много отрезов с запиской: «Для Тани».

      Для меня!..

      Я все ногти себе обломала

      О сундук с жестяными навеки краями…

      Понимающе мама и тети глядели –

      На вину ли мою?

      На беду, на прозренье.

      Но потом пожалели и к празднику Мая

      Все подарки мои воротили обратно,

      Чтоб на платьях своих не носила я меты –

      Той, что тяги бывает земной тяжелее.

      За моими двоюродными сестрами Люсей и Аллой никто не ухаживал – может быть, потому, что они вечерами сидели дома: кроили, шили, вязали, читали. Аллочка была тоненькой, с горделиво вскинутой головкой, весной и осенью ходила в узком черном пальто и шляпке-менингитке. А когда мы увидели фильм «Карнавальная ночь», то поняли: она красавица, ведь у нее такая же талия, как у Людмилы Гурченко!

      Люся была другой, но тоже красивой, как красива всякая юность. Улыбчивая и молчаливая, она всегда всех в чем-нибудь выручала. Мне помогала с уроками, за Витькой ходила в садик, бегала для нас в магазин, убирала двор. И когда моей маме подарили в больнице парфюмерный набор «Русская красавица», она передарила его Люсе.

      Ах, какая была красота, эта самая «Русская красавица»! Духи, одеколон и пудра с одинаковыми цветастыми картинками: у березы стоит девушка с высоко уложенной вокруг головы косой, в старинном сарафане, с маленьким платочком в руке, а улыбка – не передать, какая ласковая!

      Так вот о ком все время пели песню:

      На груди ее коса,

      С поволокою глаза,

      Стар и мал – вся улица

      Девушкой любуются!

      И подпевали по вечерам Всесоюзному радио наши бекетовские улицы:

      Ох, недаром славится

      Русская красавица!

      Девушка эта была из сказки, именно ее лицо сияло в сказочном фильме «Василиса Прекрасная», который вскоре я с замиранием сердца смотрела в клубе Павших борцов…

      Люся набор поделила: себе взяла духи, Аллочке отдала одеколон, а мне досталась пудра. То-то зарозовели-зарумянились мои белесые тряпичные куклы! И сама я несколько дней красовалась перед миром, с головы до ног обсыпанная душистым чудо-порошком. Совсем недавно была у Люси в гостях,