Любовь и пустота. Мистический любовный роман. Ольга Топровер

вы по делу или только потому что хор ее ждет? – съязвила я.

      – Я, как руководитель хора, предпочел бы, чтобы она была здорова.

      Ну и что же это, думала я, да разве же это любовь? Как руководитель… Предпочел бы… Тьфу!

      – Я передам ей в точности то, что вы сказали, – ответила я и закрыла дверь перед его носом.

      Прислушиваясь к звукам удаляющихся шагов, я опустила руку в карман. Письмо все еще было там. Я не могла показать его сестре, пока она болела. А мне очень хотелось покончить с этой историей, и, наконец, спасти Аньку. Я колебалась. Думалось, что температуры у нее нет, а значит, нет и риска – и можно было бы открыть тайну ее любимого Ивана. Но что-то сдерживало меня. Не могла я объяснить, что именно. Я чувствовала или боялась, что тот мир, который я наблюдала в дырку в заборе, больше, чем я могу себе представить. Непостижимее, что ли. Я не знала, насколько важен этот мир для сестры… А значит, не могла оценить масштаба трагедии, которую принесет ей это письмо. Нет, надо подождать, пока она поправится.

      Иван больше не приходил, а Аня и не спрашивала о нем. Может быть, и не любит она его? Только на это я надеялась, только на это. Каждый вечер я нащупывала письмо в кармане и думала: «Завтра! Я открою ей эту тайну завтра». При всем том, прошла неделя, а конверт так и оставался спрятанным. Так и оставался моей тайной.

      Прекрасным июньским субботним утром Анюта проснулась совершенно другой. Щеки ее порозовели, и почти зеленая ранее кожа приобрела свой обычный цвет. Она потянулась за гребнем, валявшемся на табуретке рядом, и произнесла:

      – Кажется, мне уже лучше.

      – Я это вижу по тебе, – подтвердила я.

      Она расплела свою светло-желтую косу и начала расчесывать волосы снизу слева, справа, затем выше с обеих сторон.

      – Хочешь, я тебя расчешу? – спросила я.

      – Нет, я хочу сама, – таинственно улыбнулась она.

      В этот момент мне показалось, что она будто похорошела – даже по сравнению с тем, какой была до болезни. Но я ухмыльнулась: наверное, я так хотела, чтобы она выздоровела, что Аня кажется мне в десять раз прекраснее, чем прежде. Нет, не в десять, а в сто. В сто раз краше!

      Тут-то я и вспомнила про письмо от «лапочки-Светы»:

      – Ань, я тебе должна кое в чем признаться, – начала я так долго откладываемый разговор.

      – Да ладно, не переживай, – спокойно ответила она.

      – Ты что, знаешь, о чем я хочу рассказать?

      – Конечно, а ты как думала? – улыбнулась она.

      – Ну, это… Я как-то не думала, что… Ты же ничего не знала. Этот Иван…

      – Даш, да я не спала в тот момент, я все слышала.

      – В какой момент? О чем ты говоришь?

      – Ну, когда Иван приходил! – сказала она. – И ты его не пустила в дом.

      – А-а-а…, – я вздохнула.

      Ничего ей не было известно, ничегошеньки. Почему я так легко поддалась на провокацию? Анька, конечно, самодовольно думает, что давно изучила меня наизусть