Тридцать три ненастья. Татьяна Брыксина

зорким и счастливым сердцем?!

      Вот об осе, о том, что снится ей по осени:

      Она уже мертва, и сон её набряк

      Тяжёлой нежностью к ромашкам и левкоям…

      или

      В жёлтых глазах голубых лягушат

      Отражаются звёзды…

      Правда, энтомология эта порой нас напрягала, казалась чрезмерной, но в ней ли дело, если любая васильевская букашка звучала убедительнее иного космического корабля?

      И он любил нас не меньше, чем мы его. В минуту уныния просил иногда, как таблетку от сердечной боли, прочесть ему макеевское стихотворение «Не верю ни в чох, ни в жох…»

      – Ты же сам наизусть знаешь!..

      – Нет, ты прочти.

      И я читала:

      Не верю ни в чох, ни в жох,

      А что-то в душе скулит.

      Венчальный такой снежок

      Кому-то любовь сулит.

      Он сеется – невесом,

      Похрустывая едва,

      Сиреневый, словно сон,

      На тёмные дерева.

      Крещенское волшебство —

      Щекочущий снег в руке!

      Я скоро пришлю его

      Мерцать на твоём платке.

      И ты в толчее деньской,

      Печали сведя со рта,

      Вдали повторяй, за мной:

      Великая лепота!

      О чём эти стихи? О мужской тоске по любви! Неужели и Серёже не хватало любви? Не всеобщей, а именно женской – жертвенной, по-крестьянски терпеливой и верной, способной на прощение, не сводящей мелочных счётов.

      В этом плане он был не особенно разборчив. Барышни, увлечённые его стихами, легко добивались успеха. Им льстило мелькнуть рядом с ним хотя бы на волгоградском перекрёстке, а уж если в Союзе писателей появиться, то и пововсе. Ему же, глупенькому, казалось, что это он берёт их пачками. Но ведь потрахаться на редакционном столе – не значит получить толику любви!

      Александра рвалась в Кишинёв, часто оставляла его на произвол судьбы. Он запивал, начинал куролесить. Семья развалилась. Я знаю и её точку зрения – она весьма обвинительна. Жёны, будьте строги, но не превращайтесь в прокуроров!

      Потом появилась Наташа Барышникова – мягкая, добрая, красивая, сочиняла стихи. И Сергей, бездумно оставив свою квартиру, переехал к ней в Бекетовку, перевёз книги, полюбил Наташину дочку Ксюху. Они даже завели пса-боксёра Фреда. Более десяти лет длился этот радующий всех нас союз. Наташа была хорошей женой. В каком бы состоянии Сергей ни вернулся домой, сначала накормит, а потом спросит: «Ты где был?» Да и он знал чур. Взялся перекрывать полы, ремонтировать сантехнику. А вот стать хозяином в доме не получилось. Главнее его оставались и сама Наталья, и её дочь, подруги и родственники. Даже Фред был её собакой, а не его!

      Однажды Сергей рассказал, как встретил свой самый счастливый Новый год с днём рождения 1 января. У Наташи была традиция – собирать к праздничному столу своих родственников. Казалось бы, прекрасно! Открывай шампанское, ешь оливье, почёсывай Фреда за ушком… Даже комнатные тапки на башмаки менять не надо! А он, перенасыщенный