Соловушка НКВД. Юрий Мишаткин

встал, за ним поднялись остальные. Следом за первым куплетом гимна оркестрик сыграл бесшабашную, удалую песню, какую, как правило, исполняют при застольях. Пришлось Плевицкой по-деревенски подпереть голову, запеть:

      Шумел камыш, деревья гнулись,

      А ночка темная была.

      Одна возлюбленная пара

      Всю ночь гуляла до утра.

      А поутру они вставали,

      Кругом помятая трава.

      Но не одна трава помята —

      Помята молодость моя…

      Надежда пела не громко, но и не тихо, понимала, что кабацкому романсу с мелодраматическими нотками, надрывом не место на свадьбе. Но гости приняли песню восторженно.

      Придешь домой,

      А дома спросят:

      «Где ты гуляла, где была?»

      А ты скажи: «В саду гуляла,

      Домой тропинку не нашла».

      Она глаза платком закрыла,

      И громко плакать начала:

      «Куда ж краса моя девалась?

      Кому ж я счастье отдала?

      «Как бы не накаркать, не оказаться брошенной, как было с первым муженьком…»

      Когда настало время последнего куплета, за столом дружно подхватили:

      Шумел камыш, деревья гнулись,

      А ночка темная была!

      Допев, зааплодировали певице – солистке и себе – хору.

      «Слава Богу, конфуза не произошло, – порадовалась Надежда. – Напрасно ругала себя, сейчас, как никогда, песня и к месту, и ко времени. Надо отблагодарить оркестрантов…»

      Словно подслушав желание певицы, Скоблин выудил из бумажника пару сотен туманов, отдал официанту, тот передал музыкантам.

      Свадьба продолжалась. Надежда выслушивала поздравления, пожелания, благодарила за добрые слова и украдкой наблюдала за мужем.

      «Ведет себя с Кутеповым на равных. Не лебезит, держится с достоинством, как положено боевому генералу…»

      В порыве нахлынувшей нежности, накрыла ладонью руку мужа, но Скоблин этого не заметил, что озадачило Надежду.

      За столом одни ругали монархию, бывшего императора за его мягкотелость, нерешительность, даже легкомыслие, приведшие к отречению от престола и как результат к всеобщему в стране хаосу. Кто-то, напротив, с пеной у рта превозносил Николая II, называл его святым. На другом конце стола ратовали за будущее республиканское правительство в освобожденной от большевиков стране, доказывали необходимость объединения беженцев под единым знаменем и командованием, предавали анафеме офицеров, записавшихся в иностранный легион, отправившихся в Африку или Бразилию, но больше поносили тех, кто на родине пошел служить в Красную Армию. Спорили о Врангеле.

      – Никак не пойму барона – желает стать ни больше ни меньше диктатором России, в то же время игнорирует наши лагеря, ни разу не посетил их.

      – Ошибаетесь – приезжал для формальности один раз, но ненадолго.

      – Мы отдаем ему почести словно народному герою. Обещал скорое свержение советской власти, но когда попросили хотя бы приблизительно