Улики против улик. Сергей Венедов

вы приехали в пансионат, господин Рубцов?

      – В понедельник утром, поездом в одиннадцать тридцать. Это самый удобный, попадаешь к обеду.

      – Вы приехали сюда по служебным делам?

      – Нет, провести свой законный отпуск.

      – Вы были в приятельских отношениях с Игорем Матвеевичем Ларичевым?

      – Да.

      – И давно вы его знаете?

      – Много лет. Вместе учились в Плехановке. Потом работали в одном министерстве, в Главке, теперь на фирме.

      – Вы работали в министерстве с самого начала вашей карьеры, без перерыва?

      – Нет, перерыв был… один год. Судебная волокита… люди злы, а закон суров, одним словом.

      – Продолжайте.

      – Когда… когда я вышел, все меня сторонились, хотя дело оказалось ошибкой… так что трудно было устроиться вновь на работу. Вы знаете, даже если ты не виноват… всё равно клеймо на лбу… никто тебе не верит.

      – А вы сами верите в то, что говорите?..

      Тут Лера прервала запись:

      – Он был раздавлен этим подозрением, никто и ничто не могло его заставить снова обрести веру в себя… и в людей. Ни мама, ни я. Жил как сыч. Даже мне не верил, когда я говорила, что убеждена в его невиновности.

      Буров дал ей закончить и снова включил диктофон.

      – А вы сами верите в то, что говорите?

      – Жизнь меня многому научила, но не будем это обсуждать сейчас. Смерть Ларичева меня глубоко потрясла, это был для меня настоящий удар, клянусь вам…

      – У меня нет оснований вам не верить. Скажите, что вы думаете об этой смерти?

      – Игорь, то есть господин Ларичев, всегда был натурой болезненной, ещё со времен студенчества.

      – Чем он болел?

      – Сердце. Насколько мне известно, аритмия и ещё повышенное давление. И страхи. Приступы паники. Он считал, что в любую минуту может умереть.

      – И что же? Лечился как-нибудь?

      – Он обычно принимал сразу кучу лекарств.

      – Может быть, вы знаете, какие именно?

      – От сердца – гекардин. В ампулах, иногда сам делал себе уколы.

      – И вчера вечером делал?

      – Это мне не известно.

      – А другие лекарства у него были?

      – Были, конечно, масса таблеток… Он часто что-то принимал от предполагаемой болезни или недомогания. А когда слышал о какой-нибудь эпидемии, то просто места себе не находил. И начинал лечиться, хотя данной болезнью не болел.

      – В субботу, когда Ларичев приехал в пансионат, вы разговаривали с ним?

      – Да, конечно… Я вам уже говорил – он был моим добрым приятелем. Не побоюсь сказать – другом. Взял меня обратно в министерство под свою ответственность. Я год просидел без работы. Ему я обязан всем.

      – Вы не знаете, зачем он приехал в пансионат в эту пятницу? Он вам не сказал?

      – Не-ет… Вроде бы отдохнуть… я так думаю…

      – А что? Он проводил в последнее время какую-нибудь трудную ревизию?

      – Не знаю.

      – Документы какие-нибудь он привёз с собой?

      – Откуда