Улики против улик. Сергей Венедов

Когда я сказала, что Ларичев умер, трубку тут же повесили, так и не назвавшись.

      – Вы повторили, что из Подмосковья. Откуда вы это знаете?

      – Слышимость плохая, такая с Москвой не бывает.

      – Вы спросили, кто это, но вам не ответили?

      – В общем-то я даже не успела толком спросить, едва я сказала, что Ларичев умер, раздался щелчок. Коротко и ясно.

      – Вам показалось, что разговор резко оборвали?

      – Точно не могу сказать… То есть… вот именно… резко оборвали… Припоминаю… потому что я стала кричать «алло»…

      – Но связь не возобновилась?

      – Нет.

      – Вы можете сказать, кто ещё живет сейчас в корпусе? В частности, кто находился здесь с пятницы?

      – В пятницу здесь были господин Рубцов, он приехал ещё в понедельник. К обеду прибыли Ларичев и Вера Прохина, она работает в финотделе. К вечеру подъехал господин Жаркович, замдиректора фирмы, с женой.

      – Когда прибыла Прохина?

      – В одиннадцать тридцать. Одним поездом с Ларичевым. Но она оставила чемодан в комнате и тут же скрылась.

      – Куда?

      – Бог её знает. Мало ли здесь рядом дач. Она вечно колобродит и всё никак не прибудет к месту назначения. Как кошки, когда их ночью жара одолеет…

      – В сторону неуместные шутки… Эта дама сейчас разве не здесь?

      – Нет, ещё не возвращалась. Объявила, что отправляется на экскурсию и вернётся сегодня к обеду.

      – Кто ещё живет в пансионате?

      – Во дворе, в пристройке, живет уборщица, пожилая женщина, Ефросинья Петровна.

      – Ларичев проверял когда-нибудь ваше хозяйство?

      – Да, дважды. Один раз даже обнаружил недостачу, в тысячу рублей. Простыней не хватало. У меня удержали из зарплаты. Хотя пусть меня разразит гром, если я…

      – Когда вы в последний раз видели Ларичева?

      – Вчера вечером, за ужином.

      – А Рубцова?

      – Тоже вчера вечером. Он спустился вниз вместе с Игорем Матвеичем, вместе и ужинали.

      – Спасибо за информацию. Просьба не покидать корпус. Вы ещё можете понадобиться.

      – С превеликим удовольствием. Долг – он для всех долг.

* * *

      Буров выключил диктофон. Дело «Опушка» начало, как в фильме, раскручиваться перед ним. Фильм был не очень захватывающим, а может, всё портил вид нагромождённых железяк во дворе. Он взглянул на девушку и почувствовал, что та вся погрузилась в события, стоившие жизни её отцу.

      – Что ж… вот мы и на месте преступления, товарищ «специалист», – попытался пошутить Буров, но понял, что некстати, и закашлялся. – То есть… я хотел сказать… – Присутствие девушки его немного сковывало. Он предпочёл бы сейчас говорить совсем о другом, хохмить, проверять свои мужские чары. – Прошу вас снова, насколько возможно, забудьте, что у вас есть личные мотивы, и постарайтесь быть абсолютно беспристрастной. Иначе мы не сможем работать вместе. – И добавил с усмешкой: – Помните, что субъективизм опасен.

      – Я постараюсь, – кротко, но с ехидцей ответила Лера.

      – Тогда я ставлю первые вопросы. А вы попробуйте выступать как адвокат. Нас интересуют прежде