Ивница. Федор Сухов

сам любил всякий огонек, он одной спичкой расшевелил печурку и, подкладывая в нее мелко наколотые смолистые дощечки, весь светился блаженной, умильной радостью.

      Из-за вещевого мешка на весело взыгравший огонек глянул мой зеленоглазый сибиряк. Учуяв незнакомого человека, хотел было опять спрятаться, но замполит заметил его, удивленно спросил:

      – Откуда он, этот генацвали?

      Я впервые услышал «генацвали», но старший лейтенант произнес его так, как будто увидел самого близкого друга.

      Я погладил своего «генацвали» по мягкой с темными пятнами, пушистой спине, и он, мурлыкая, стал ласкать мои колени сладко прищуренной усатой мордой.

      – Дорогой! Продай мне его. Тыщу рублей дам! Две тыщи дам!

      Я не мог не улыбнуться, потому что давным-давно знал, что на свете существуют деньги и на них можно что-то купить. А «генацвали» разлегся на моих коленях, подобрал хвост и, надо полагать, был очень доволен, что по достоинству оценен. Он стал острить свои когти о мои ватные штаны, острил осторожно, чтоб не задеть за живое и не вызвать нарекания со стороны хозяина.

      Не хотелось мне расставаться со своим давним окопным жильцом, а Гудуадзе, поняв, что увиденный им зеленоглазый сибиряк выше всяких денег, предложил полевую из добротной кожи сумку.

      – Товарищ старший лейтенант, я вам так отдам…

      – Зачем так, такого кота так не отдают.

      – Тогда подарю.

      От подарка не принято отказываться, но я думал, что все равно не навсегда расстаюсь с сидящей на моих коленях кошачьей песенкой, я знал, что она возвратится в мой блиндаж, по крайней мере, будет жить на два двора.

      Опять, умильно светясь и улыбаясь, заглянул Заика, он торжественно сообщил, что прибыли очередные наркомовские сто грамм, и хитровато спросил, что с ними делать?

      – Неси сюда, пить будем, – проговорил замполит, проговорил так, что я забыл о той субординации, которая соблюдалась и на фронте, держала на определенном расстоянии не равных по должности или по званию людей.

      Заика принес мою и свою долю, принес прямо с улицы на донышке прихваченного изморозью алюминиевого котелка.

      Мне хотелось, чтоб замполит без моего участия опорожнил принесенный котелок, не опорожнил, котелок пребывал в моих руках, и я не знал, что с ним делать.

      – Пей, сам пей!

      – Я не пью, товарищ старший лейтенант.

      – Как не пьешь? От наркомовской пайки грешно отказываться. Наливай, себе наливай и мне наливай.

      Налили в гильзу ружейного патрона. Пили, ощущая на губах сладкий привкус жарко горящей меди. После первой опрокинутой гильзы у меня появилось желание рассказать об одном забавном случае, который не мог бесследно улетучиться из памяти.

      Уходил я в армию, уходил не с одними сухарями, в мой чемодан провожающие меня односельчане не забыли вложить литровую бутыль с соответствующей зеленоватой наклейкой. Случилось так, что бутыль эта так и осталась нераспитой, вместе с ней я прибыл в запасной полк, что располагался в городе