Граммы для жизни. Наталья Валерьевна Загребина

головой, хотел ее поддержать, сказать, что это неправда, что возможно по-другому. Люсе вдруг захотелось поверить ему, и она задержалась на нем взглядом, невольно умоляя о поддержке. А он понял по-своему и радостно улыбнулся. Люся резко отвернулась – не хотела обнадеживать – и закрылась, сжавшись в тугой комок боли и обиды. Теперь осталось только потерпеть до их ухода, а потом можно и поплакать, уткнувшись в теплый Афонькин бок.

      – Ну, что замерли? – грубо обратилась Маргарита Николаевна к своим сослуживцам. – Приступайте к взвешиванию.

      Она гостеприимно раскрыла шкаф и пригласила жестом смущенного Ведьмака к полке, где лежало скудное Люсино тряпьишко. Люся и Федя покраснели дружно, Филадельфия Назаровна отвернулась, а Марго довольно ухмыльнулась.

      Взвешивание длилось долго, как всегда, и Люся задремала, прижав к себе Афоню. Сквозь сон она слышала голос Феди:

      – Маргарита Николаевна, мы же можем взвесить все это разом, все вместе, мы же волшебники!

      Маргарита Николаевна сердито зашипела в ответ:

      – Молодой ты еще, глупый! Тут главное – власть показать, чтобы боялись.

      Люся не огорчилась и не рассердилась, услышав это. Теперь ей было все равно – она не могла поверить, что ее надежды рухнули. Навсегда.

      Еще недавно она так радовалась, что ее верный друг Маруся согласилась пожить с ней, и они уже вместе планировали, как после освобождения Люся первое время (обязательно!) поживет у Маруси, научиться замешивать тесто, рубить капусту и свеклу для начинки в деревянном корыте маленькой сечкой, растоплять печку – чтобы не дымила и подрумянивала пироги. «Откормлю тебя и твоего дармоеда, станете круглые и румяные, как мои караваи», – шутила Маруся, печально поглядывая на тонкие руки Люси и Афоню, жадно поглощающего пироги. Кот ел жадно все, что ему давали, до тех пор, пока не заканчивалась еда. Живот его надувался как упругий мячик, он еще некоторое время смотрел выжидающе – а вдруг еще будет еда? не дождавшись, уходил и лежал, подставив толстые бока теплому солнцу или ласковым ладоням.

      – Бедный Афоня! – вздохнула тихонько Люся. Его привезли сюда малюсеньким котенком, рыжий смешной комочек. Он еще не мог запрыгивать на кровать и жалобно мяукал, чтобы его подняли с холодного пола. Люсю мучила совесть, что она обрекла бедное животное разделить с ней ее заточение, и поэтому она старалась кормить его повкуснее и закрывала глаза на его проделки.

      – Ну все, хватит! – громко сказала Колдунья, зевая. – Надоело. Мир гражданки Виноградовой находится в равновесии!

      Люся открыла глаза. Еще чуть-чуть – и они уйдут. Осталось потерпеть совсем недолго.

      – Пойдемте! – приказала Колдунья и вышла из дома.

      – До свидания, – прошептала Филадельфия Назаровна, не глядя на Люсю, и шмыгнула в открытую дверь. Федя тоже пошел к двери, и Люся уже готова была дать волю слезам, но юноша у порога резко развернулся и подошел к Люсе.

      Люся собрала все душевные силы, чтобы не закричать в истерике, но смотреть на него все-таки не могла – отвернулась к окну и наблюдала за тем, как Филадельфия Назаровна