Солдат: Солдат. Превратности судьбы. Возвращение. Виктор Мишин

скромно заметил я.

      – А, забудь. Нормально все будет. Там куда хлеще дела обстоят. Меня комполка обматерил, что я все через его голову в штадив докладываю.

      – Не, а чего он хотел-то? Такие сведения и нужно комдиву нести, чего сделает комполка, у которого от полка батальона уже не наберется?

      – Так-то да, но устав никто не отменял, говорит, что выслуживаюсь.

      – Дурак он. Кто если не он все сливки от наших удачных действий снимет? Ладно, в разведку кто пойдет? Дивизионные?

      – Да решают еще, а ты опять сам хочешь?

      – Ага, чего тут сидеть, слазаем, посмотрим немного, тут ведь рядом все, не в глубокий тыл идти.

      – Не знаю, как бы не сорвать нашим операцию. Голову оторвут.

      – Да мы аккуратненько, я тут вообще подумал…

      – Ой, вот теперь точно не пущу, знаю я, что ты можешь придумать! – голос Нечаева вдруг стал строгим.

      – Ты послушай сначала, чего панику поднимаешь.

      Вышли с Петрухой, дождавшись темноты. Идея была в том, чтобы, переодевшись во вражескую форму, пройти ближе к немецким позициям. Пробрались к нейтральной полосе, условной, конечно, а дальше пошли во весь рост. Я был с немецкой винтовкой, Петя с МП-40. Проходим одни пустые развалины, другие, и тут вылезают они…

      Немцев было четверо, все в камуфляже, с автоматами. Нас взяли на прицел, мы тоже отреагировали. Что-то крикнув на своем собачьем языке, стоявший ближе всех фриц опустил автомат. Я пробормотал известное мне «шайзе» и опустил винтовку. Что дальше произошло, вообще не понял. Петя шел сзади и, когда я лихорадочно соображал, что же, черт возьми, делать, напарник открыл огонь из автомата. Очнулся я, стоя на коленях и прижимая руки к животу. Немцы лежали в пяти метрах впереди, а сзади кто-то стонал. Повернув голову, увидел лежавшего на спине и что-то причитающего друга.

      – Петь, – тихо протянул я, – ты живой?

      – Отбегался я, командир. – Вижу, как тяжело даются ему слова.

      – Братушка, выйдем как-нибудь, – я попытался встать, резкая боль пронзила живот с левой стороны. Меня скрутило, рухнув в грязь, сжался в комок.

      – Петь, не молчи, я сейчас! – проговорил я и попытался ползти. Винтовку я бросил, на одних руках, ногами было почему-то больно двигать, я кое-как дополз до друга.

      – Прости, братка, не знаю, как это вышло, испугался я, – простонал напарник.

      – Куда тебе попали? – пытаясь разглядеть в темноте хоть что-то, спрашиваю я.

      – В грудь, покойник я. И тебе из-за меня прилетело.

      – Тихо, лежи спокойно, я тебя дотащу. Нам бы отсюда только уползти. До развалин вон метров шесть всего. – Разрушенный дом и правда стоял близко, мы шли в его тени.

      – Ты же сам встать не можешь, – шепчет Петя, и у него изо рта течет кровь.

      – Блин, Петь, не умирай, мать твою, я тебя еще плавать не научил! – восклицаю я уже в голос, стало на все плевать.

      Я попытался перевернуть друга на живот, чтобы подлезть под его руку, поднатужившись, удалось это проделать. Петя стонал, но не кричал, хотя я понимал, что ему очень больно, самому хреново, аж перед глазами круги. Сдвинувшись на метр, остановился,