Охота на Динозавра. Сергей Юрьевич Борисов

решетке, стягивающей комель дерева, и хватал ртом воздух.

      Кроме него, пострадавших не было. Знавший, какими последствиями чреваты такой силы взрывы, Матвей подивился столь незначительному урону, кинулся к Лисичкиной и понял, что она находится в прострации.

      – Марина! Марина!

      Словно и не ей был обращен его призыв. Глаза девушки не выражали ничего. В них, как в зеркале, отражалось лишь бушующее пламя, пожирающее автомобиль.

      Быстров разомкнул руки, будто прикипевшие к стволу дерева, и потащил Лисичкину за собой. Нырнув в ближайшую подворотню, они оказались в мрачном дворе-колодце. Вокруг никого – ни детишек на игровой площадке, ни молодых мам с колясками, ни бабулек на скамейках. Если кто и был, так умчались, что и понятно, это ж какое представление на улице!

      Безлюдье устраивало спецагента, поскольку то, что ему предстояло сделать, могло вызвать нежелательный резонанс со стороны обитателей дома, стены которого кольцом отвесных скал охватывали погруженный в вечную тень дворик. Однако он сделал последнюю попытку.

      – Марина! Марина!

      Никакой реакции. Быстров тяжело вздохнул, примерился и…

      Лучшее средство! Как и предполагал спецагент, пощечина оказала свое благотворное воздействие, изгнав пустоту из глаз девушки. Увы, вакуум заполнило возмущение, оформившееся вопросом:

      – Зачем вы меня ударили?

      – Не удовольствия ради, а токмо волею обстоятельств, – попробовал вывернуться из щекотливого положения Матвей, для чего переиначил гениальную формулу из «Двенадцати стульев». – Для вашей же пользы!

      Лисичкина потерла щеку.

      – Да уж! Руку на женщину… Стыдно небось?

      – Небось, – кивнул Быстров. – А что делать? Надо!

      – Хорошее слово, – согласилась девушка. – Правильное. Крепкое. А где?..

      – Там.

      – Сгорел?

      – Дотла.

      Матвей не стал вдаваться в подробности. Ни к чему Марине знать, что они ехали на заминированном автомобиле и что лишь халатность его хозяев, не заправивших полный бак, спасла их от смерти. Еще семьсот, максимум семьсот пятьдесят метров, эквивалентных на запруженном машинами шоссе двум-трем минутам, и от них остались бы лишь воспоминания, окрашенные траурной музыкой и безысходным горем родных и близких.

      – Никто не пострадал?

      – Обошлось.

      И вновь Быстров прибег к фигуре умолчания, посчитав необязательным сообщать о мужчине в костюме-тройке с бампером между ног. К чему травмировать хрупкую девичью психику столь неприглядными картинами? Когда есть возможность, память лучше не засорять. Об этом толковал австриец Фрейд. Матвей не был приверженцем его теорий, но труды психиатра-философа в свое время изучил досконально.

      – Марина, нам лучше уйти отсюда. И побыстрее.

      – Вы думаете…

      – Конечно, думаю. О ванной, о куске черного хлеба с майонезом, о чашке чая… И еще – мечтаю. Мечтаю воспользоваться вашим гостеприимством.

      – Раз обещала, значит, будет!

      – Тогда к метро! – распорядился