Я не ангел. Елена Колина

ли пересдать. Экзаменатор сказал «нет», она вышла, заплакала…

      «А дома открыла зачетку, чтобы еще поплакать, а там пятерка… представляешь?»

      Если бы нам с Эммой было лет по десять, она сказала бы «давай дружить», но мне было двадцать семь, Эмме должно было завтра исполниться двадцать. Она, конечно, понимала, что я жутко стесняюсь, что отец не знает, о чем со мной говорить, все это натужно и никого не радует, и вскоре замолчала, сидела, выковыривая вилкой горошинки из салата, виновато поглядывала то на меня, то на родителей.

      «А как ты учишься?» – спросил отец. Он забыл, что я уже не школьник, а кандидат наук? Если бы я рассказал, что моя статья была опубликована в «Das Magazin fur Biowissenschaften», он не забыл бы.

      Я всегда хорошо учился – для бэбо. Я боялся, вдруг Нино бэбо вызовут в школу, и она будет выглядеть в глазах учителей недостаточно великолепно, совершит что-то, за что над ней будут смеяться. Я был готов сто раз быть униженным самому, но представить, что унизят ее, было нестерпимо. Мне были интересны только химия и биология, но я хорошо учился, чтобы бэбиа приходила в школу как триумфатор, со скромно-гордым выражением лица. Чтобы мне не нужно было беспокоиться, что в школе ее кто-нибудь обидит или унизит. Бэбиа жаловалась соседкам лишь на мой аппетит: «Давидик плохо кушает, с трудом впихиваю». …Интересно, стал бы я толстым, если бы жил в Ленинграде, с отцом? Все дело в хачапури и хинкали, запихнутых в меня любовью Нино бэбо, или и без нее все было бы точно так же, только вместо «гасиэбуло» и «мдзгпэнис бочка» меня называли бы «жиртрестом»?

      Ох, конечно, все эти размышления не сделали меня приятным собеседником… Отец сидел с непроницаемым лицом, его жена поглядывала на часы… Честно говоря, их можно было пожалеть: у них в гостях незнакомый толстый человек, смущается и краснеет, еле цедит слова… Я раздумывал, можно ли уже в семь вечера объявить, что устал с дороги и хотел бы лечь спать, или подождать до восьми, и тут раздался звонок. Звонок в дверь.

      Эмма бросилась в прихожую с криком «я сама открою!», и тут же из прихожей зазвенел колокольчик – «ой, ой, ой!»…

      – Вот дурында, так явно демонстрировать свои чувства… – недовольно сказала Алена Сергеевна, прислушиваясь к восторженным звукам из прихожей.

      – Искренность и безыскусность… и наивность… всегда имели свою цену, – заметил отец.

      – Только в твоих романах! – оборвала его Алена Сергеевна. – Просто у одних женщин от природы есть умение держать мужчин в кулаке, а у других нет. Эмма совсем не умеет с ним обращаться, что это за «ой-ой-ой»?! Тем более этот Глеб…

      И тут появились Эмма и… она. Не «этот Глеб», с которым Эмма не умела обращаться, а незнакомая им, судя по равнодушному молчанию, девушка.

      – Смотрите, кто к нам пришел! Мама, папа, это же Даша! Ну, вспоминайте, – возбужденно зазвенела Эмма. – Помните, когда я была в шестом классе, мы ездили в Витебск? Мы с Дашей подружились, потом переписывались… Даша прислала мне мемуары о своей жизни, помните, вы смеялись…

      – Я Беата,