Я подарю тебе «общак». Евгений Сухов

колбасы, сыр, еще хлеба. Разжег примус, чтобы вскипятить воды для чая.

      – А у тебя, я вижу, действительно жизнь налаживается, – заметил Лапа и хитро подмигнул, кивая на продукты.

      – Это мне заказчик за скульптуру задаток дал, – стал оправдываться Загорский. – Только в коммерческом и можно купить что-то нормальное или на базаре. А на это нужны живые деньги…

      – Кстати, об оплате, – похлопал Лапа по плечу приятеля, – у меня есть свежие ордера Торгсина на получение товара. Как тебе такой расклад? – Он достал две пачки ордеров и протянул их скульптору. Загорский осторожно взял, внимательно посмотрел их и спросил:

      – Ворованные?

      – Нет, мне их в НКВД выдали за хорошее поведение, – хохотнул «медвежатник» и добавил весело:

      – Ясен пень, ворованные.

      – Много, – задумчиво пробормотал Загорский, – да, я, пожалуй, возьму.

      – И вот еще, – сунул ему мешочек с серебром Лапа, – это тоже можно переплавить и сдать в Торгсин или слепишь из него что-нибудь.

      – О, серебро, то, что нужно, – восхитился Загорский, – у меня как раз есть один проект. Вот, посмотри наброски. – Скульптор засуетился, достал скрученные в трубочку листы бумаги и стал разворачивать их перед Лапой, демонстрируя карандашные рисунки, изображавшие мощную молодую женщину, замахнувшуюся молотом над наковальней. – Скульптура будет называться «Дочь кузнеца» и отражает в себе все, что сейчас происходит, все реалии нашего общества, тенденции соцреализма – весь этот кошмар, грубость, крушение идеалов красоты и гармонии. Что ты об этом думаешь?

      – Да ничего не думаю. Думать мне, что ли, больше не о чем, – фыркнул Лапа, находясь в легком шоке от задумки приятеля. – Ты уж что придумаешь, так придумаешь. Только диву даешься. Я вообще-то сейфы вскрываю, а не рисование в гимназии преподаю, так что извиняй за непонимание.

      Чтобы обрести хоть какую-то поддержку, Загорский показал наброски Лизе:

      – А тебе нравится?

      – Нет, она страшная, – честно призналась девочка с набитым ртом, уплетая колбасу. Скульптор безнадежно махнул рукой, как бы говоря: «Ну, что тут можно сказать?»

      – И ты думаешь, у тебя эту бабищу с молотком купят? – с сомнением поинтересовался Лапа. – А то переведешь зря серебро, и будет она потом стоять и пылиться в чулане.

      – Купят, не переживай, – сварливо ответил Загорский. Он с обидой воспринял сомнения приятеля в его таланте, поэтому долгое время сидел за столом молча, а если и отвечал, то односложно, даже с раздражением.

      – Ладно тебе дуться, обидчивый какой, – не выдержал, в конце концов, Лапа и шутя толкнул скульптора кулаком в бок: – Скажи лучше, как ты этих теток лепишь, по памяти, что ли?

      – У меня натурщица есть, – сердито буркнул Загорский.

      – Да ты что? – присвистнул Лапа от восторга. – Колись, кто она? Я ее знаю?

      – Откуда тебе ее знать, – тяжело вздохнул Загорский, – она жена большого человека. Муж выполняет все ее капризы. Она сказала, что