Валькирия в черном. Татьяна Степанова

слышала. Телевизор ли в том виноват со стереозвуком? Или та музыка… та песня, что все льется из трофейного немецкого радиоприемника «Телефункен», которым ЕЕ, ту женщину, наградили за то, что она этих немцев убивала на войне без пощады. И она потом везде и всюду много лет, как сама же рассказывала им – девчонкам, куря папиросу «Герцеговина флор», возила приемник с собой.

      – Беспокоишься обо мне? – спросила сына Мишеля Роза Петровна.

      – Конечно, всегда. Я ведь люблю тебя, мама, очень.

      – Я вот тоже о тебе беспокоюсь.

      – Напрасно, – Михаил – Мишель Пархоменко прошелся по просторному холлу-гостиной, – у меня все отлично. Вот только что репетицию оркестра закончили. Как твой день, мама?

      – У меня теперь все дни одинаковые. Ты мне зубы не заговаривай, Мишка. Я говорю, что беспокоюсь за тебя.

      – Не стоит, мама.

      – Слухи до меня доходят. Что ты путаешься кое с кем. Я пока отказываюсь верить этим слухам.

      – Брось, мама, что ты в самом деле?

      – Если это правда, – Роза Петровна грузно поднялась с мягкого дивана, – что же ты делаешь? Выходит, тебе путаться можно, а мне… а я всю свою прошлую жизнь забыть должна, в землю втоптать?

      – Мама, да я никогда… что ты в самом деле?!

      – Я больше вас всех потеряла. – Роза Петровна – вот кто бы мог догадаться, – сейчас видела перед собой там, в памяти своей далекой, сад майский, весь в цвету, и приемник «Телефункен», изрыгающий теперь не сладкое советское танго, а американский рок-н-ролл. – Никто никогда мне этой утраты не возместит.

      – Мама, я никогда не забываю о том, кем был и что сделал для меня старший брат!

      – Если слухи – правда, а я дознаюсь, – Роза Петровна сверлила сына взглядом, – я приму меры. Я вижу, ни ты, сынок, ни Наташка – вдова, не очень-то хотите этот груз со мной делить. Что ж… воля ваша. Я решу, как мне поступить.

      Вишневый радиоприемник «Телефункен» – там, в той комнате мая 1955-го, – умолк. Четырнадцатилетние подруги Роза Пархоменко и Адель Архипова все еще продолжали кружить в танце, тесно обнявшись, уже в отсутствие музыки.

      Приемник выключила та, чье имя в Электрогорске долго, очень долго потом не произносили вслух, используя лишь ее страшное прозвище. Она смяла папиросу «Герцеговина флор» в фарфоровом блюдце, встала с венского стула, на котором сидела, подошла, протянула тонкую, унизанную серебряными кольцами руку и погладили девочек по нежным щекам – сначала Аду, потом ее – Розу.

      – Мама, успокойся! Я сейчас принесу тебе твои таблетки. – Михаил Пархоменко как ошпаренный вылетел из гостиной.

      Роза Петровна ощущала в душе тупую материнскую нежность к слабости и суетности младшего сына.

      Ничего, ничего, ничего, кроме нежности и презрения…

      Так мало мужского в нем, а туда же лезет, кобель…

      Так мало мужского. Только страсти, только слабости. Нет, на него просто невозможно сердиться.

      Глава 12

      ЗАГАДКИ НАЧИНАЮТСЯ

      Домой из киноархива Катя всегда возвращалась рано. Вот еще и шести нет, а она уже идет по родной Фрунзенской