Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Вячеслав Борисович Репин

хотя бы табачной пылью. Ни дня больше нельзя было откладывать и с удобрениями. Пора было взяться, наконец, и за подпорки вокруг далий. Высокие кусты этих хрупких, капризных цветов оказались брошенными на произвол судьбы. В новых подпорках нуждался весь розарий. Посаженная два года назад шафрановая роза вдруг неожиданно разрослась вверх. Заросли сочной, кожистой листвы пестрели россыпями бледно-розовых, раскрытых соцветий, и длинные отростки уже вторую неделю болтались на ветру неподвязанными. Срочных мер требовала и английская «Офелия» с бело-розовыми, абрикосового оттенка пахучими бутонами. Зацветшая лишь под конец июня, «Офелия» полезла вдруг вверх с неистовством. Подрезая ее в последний раз, старик Далл’О, судя по всему, переборщил. О бенгальской розе с розово-красными цветами и особенно о «черной» розе – эту очень пахучую розу вишневого, почти венисового цвета общими усилиями удалось вывести гибридным способом из знаменитой «Гвинеи» – Петр не мог не думать без содрогания, после того как заметил, что обе розы покрылись ржавчиной. Резать бутоны? Это было выше его сил. И он откладывал крайнюю меру со дня на день. Спешить всё равно было некуда, чему бывать – того не миновать.

      С газонами тоже пора было предпринимать что-то всерьез. Уваленные и утрамбованные, будто из синтетики, какими питейные заведения украшают мостовую перед своими порогами, газоны скисали от сырости. А в самом центре сада, возле клумб, зияла настоящая плешина. Заправляя газонокосилку, Далл’О наплескал бензина, и восстановить газон было, конечно, уже невозможно. Единственным спасением от полного облысения было перекопать эту часть газона и засеять заново. И наконец, на главное из намеченного, на черенкование и прививки, запланированные на июнь и затем перенесенные на июль, времени вообще не оставалось.

      Вняв уговорам Сильвестров, Петр всё же нанял чету португальцев. На первые дни, чтобы присмотреться к паре, он попросил обоих заняться газонами. И только к среде, убедившись, что все его инструкции выполняются, он доверил паре стрижку кустов. Правда, настоял на условии, которое чету не очень поначалу устраивало, что приходить они будут с утра, пока он дома…

      Следя с террасы за ходом работы, Петр не успевал допить и одной чашки кофе, как отставлял ее на выступе окна и спешил в сад с объяснениями. Подрезку правильнее было начинать с другой стороны, чтобы не «обкорнать» куст до неузнаваемости, что было почти неизбежно, если резать подчистую. Опять и опять он опаздывал в Версаль. В кабинет он приезжал всё чаще к одиннадцати. Быстрее просто не получалось из-за пробок. А затем весь день продолжал изнывать от своих сомнений: способны ли там, в Гарне, понять, что он настаивает на мелочах не просто так, и сделают ли всё так, как он просил?

      Возвращаясь к себе после работы, Петр наспех переодевался и остаток вечера проводил на улице, до полного наступления темноты рылся в пахучей, парной синеве. И он уже не мог представить себе Гарна без возни в саду, без ноющей усталости в чреслах, пересиливая