Дело инспектора МакГроува. Сергей Юрьевич Борисов

особняке на Питкин-авеню.

      МакГроув не имел удовольствия лично знать Полетт Фарье, хотя видел ее десятки раз. Но – на экране. Подобно миллионам мужчин во всем мире, он с восхищением следил за ее карьерой, восторгаясь талантом и красотой актрисы. В ней совсем не было фальши – в этом инспектор мог поручиться, поскольку за годы работы в полицейском управлении Мидл-сити научился распознавать, где искренность, а где лишь игра, зачастую весьма искусная. И даже ее годичной давности решение связать судьбу с великосветским повесой Диком Лоувзом не повлияло на отношение МакГроува к Фарье. Видимо, размышлял он, и самые умные женщины совершают подчас безрассудные поступки. Ну, что она в нем нашла? Ведь пустой, никчемный человечишка, наделенный природой изяществом и привлекательной наружностью, но начисто лишенный каких бы то ни было понятий о чести и порядочности. Его многочисленные связи, которыми упивалась желтая пресса, тому свидетельство. Женитьбы, измены, скандалы, разводы – без всего этого, казалось, Дик Лоувз не мог существовать. И вдруг – бракосочетание с Полетт Фарье. Нонсенс!

      Последние месяцы на страницах бульварных газетенок стали циркулировать слухи, что у молодоженов не все ладно. Однако дальше намеков дело не шло, и, конечно, никто и подумать не мог, что ситуация разрешится столь трагически – преждевременной кончиной актрисы.

      Эта новость, обещающая стать настоящей сенсацией, каким-то загадочным образом уже достигла ушей газетчиков, о чем свидетельствовал плотный кордон репортеров, встретивший МакГроува на подъезде к особняку.

      – Что? Как? Почему? – сыпались вопросы.

      – Без комментариев, – угрюмо ответствовал старший инспектор, в котором привычное неприятие эгоизма самоубийц боролось с горечью утраты истинного таланта, подарившего своим почитателям так много прекрасных минут. МакГроув не знал, какое из обуревавших его чувств одержит верх. «Впрочем, – одернул он себя, прекращая схватку, – факт самоубийства тоже требует доказательства».

      Инспектор поднырнул под желтую ленту, натянутую полицейскими, и направился к дверям дома. Репортеры, лишенные такой привилегии, заголосили пуще прежнего:

      – Почему? Почему? Почему?

      Игнорируя их вопросы, МакГроув коротко бросил сопровождавшему его сержанту Сноупсу:

      – Посмотри тут.

      Сержант кивнул и отстал. Отлично осведомленный об умении Сноупса «держать и не пущать», теперь МакГроув мог не опасаться, что какой-нибудь ловкач-журналист проникнет в особняк и станет докучать его обитателям беспардонным любопытством. Когда же по приказу старшего инспектора его возьмут под белые рученьки и выведут вон, репортер станет громогласно заявлять об ущемлении человеческого достоинства и о праве на информацию. Они такие! Ни стыда, ни совести.

      В мрачной парадной МакГроува встретил представительного вида дворецкий. Ни слова не говоря, он сделал рукой в белой перчатке красноречивый жест, одновременно указывая путь и как бы приглашая следовать за ним. Инспектор чуть наклонил голову