Первое дело Раффлза (сборник). Уильям Хорнунг

событие, после которого они превратились в какую-то навязчивую идею, и с тех пор они с каждым днем все сильнее влекут меня к себе, словно какие-то магниты. Вот тогда я окончательно решил, что должен, просто обязан завладеть ими во что бы то ни стало. Дело в том, что эти камни околдовали не меня одного.

      – Вот как?! – удивленно воскликнул я. – Выходит, за ними охотится кто-то еще?

      – Да нет, что ты, Зайчонок! – рассмеялся Раффлз. – Это очень маловероятно, хотя… я думаю, что нельзя исключать и такую возможность.

      – Это еще почему? – поинтересовался я.

      – Да потому, – сказал Раффлз, – что эти камни с незапамятных времен являются предметом вожделения многих и многих людей. Если даже десятая часть того, что я услышал о них, правда, то и тогда…

      – Что услышал, когда, где?! – не выдержал я. – Послушай, Раффлз, перестань ходить вокруг да около! Честное слово, все твои тайны и какие-то неясные намеки уже начинают мне надоедать!

      – Ладно, дорогой мой Зайчонок, – согласился он, – и вправду, с моей стороны совсем не по-дружески продолжать держать тебя в неведении. Сейчас я расскажу тебе о той памятной встрече, и ты поймешь главную причину моей одержимости этими бриллиантами.

      – Какая встреча, с кем? – не понял я.

      – Спокойствие, мой друг, спокойствие, – произнес Раффлз. – Разговор нам предстоит довольно долгий, так что наберись терпения.

      Он прошел на помост и принес оттуда два стула, поставив их рядом с мольбертом, из которого он соорудил импровизированный столик.

      – Чтобы у нас не пересохло в горле, – предложил он, – выпьем-ка мы с тобой по стаканчику.

      Раффлз открыл шкаф с реквизитом и извлек оттуда початую бутылку виски, два стакана и сифон. Он поставил все это на столик, затем вернулся к шкафу и достал из внутреннего кармана висевшего там плаща пару листов бумаги с какими-то записями.

      – Что это? – поинтересовался я.

      – Это заметки, которые я набросал по памяти после той встречи, – сказал Раффлз, поудобнее устраиваясь на стуле. – Я стану время от времени в них заглядывать, потому что боюсь запутаться.

      – Так вот, – начал он, разливая виски по бокалам и разбавляя его содовой из сифона, – через пару дней после ужина в «Старой Богемии» я зашел пообедать в свой любимый ресторанчик на Пикадилли. Не успел я войти и как следует оглядеться, как ко мне подбежал какой-то весьма благообразный старичок. Я не сразу узнал его, но потом вспомнил, что видел его на банкете в честь Розенталя. Этот старик буквально затащил меня за свой столик и начал что-то сбивчиво рассказывать. По его горящим глазам я сразу понял, что ему не терпится поделиться с кем-то своими мыслями и предположениями. Он назвался мистером Пульманом, профессором истории Лондонского университета. Едва сдерживая охватившее его возбуждение, он выпалил, что совершил потрясающее открытие. На мой осторожный вопрос, что же это за открытие, он ответил, что ни много ни мало разгадал загадку бриллиантов, которыми направо и налево