Повести о совести. Анатолий Егин

твердой походкой.

      Через день придя на дежурство, Галя уговорила санитарку, которая убиралась в кабинете профессора, поставить на стол Александра Андреевича тарелку с драниками. Луганцев обнаружил блюдо уже поздним вечером и с удовольствием съел оладушки с чаем.

      «Ну и девчонка! – подумал он. – И зачем это она? Влюбилась, что ли? Но вряд ли. Я для нее старик, лет на двадцать старше. Видно, просто угодить профессору хочет, это не дело. Угождать нужно работой и знаниями».

      Утром Александр Андреевич распорядился пригласить Галю к нему, но ее в клинике уже не было, ушла на занятия. Только через день к вечеру девушка робко постучалась в дверь кабинета шефа.

      – Санитарка Белоусова прибыла по вашему приказу.

      – Ну, во-первых, я не приказывал, а приглашал, во-вторых, возьмите стул и присядьте к столу.

      Галя, очень волнуясь, присела и опустила голову.

      – Вы что, красавица моя, головушку повесили? Я пригласил вас, чтобы сказать спасибо за драники и попросить впредь этого не делать и не потому, что они мне не понравились, а потому, что вы со своей мизерной санитарской зарплаты не должны кормить профессора. А может, у вас богатый муж?

      – Я не замужем и никогда замужем не была, – чуть не заплакав, сказала Галя.

      Луганцев уловил настороженно-волнительное настроение девушки, встал и погладил ее по голове.

      – Ну что же вы так разволновались, неужели я такой страшный?

      Она покачала головой, и слезы градом покатились из ее глаз.

      – Галина, голубушка, успокойтесь, пожалуйста. Лучше расскажите мне о себе.

      Галя немного повсхлипывала, затем вытерла слезы.

      – А что о себе рассказывать, я ничего особенного не успела сделать за свои двадцать лет. Отец был военным, командовал батальоном, служил в Белоруссии, мы с мамой при нем. Началась война, нас эвакуировали, приехали сюда, к маминой сестре. От отца вестей не было, в сорок втором году на наш запрос ответили, что пропал без вести. Мама умерла в сорок четвертом от пневмонии, вот мы с тетушкой и живем вдвоем, она работает на заводе, я учусь.

      Александр Андреевич молчал и думал: обычная военно-послевоенная судьба. А сколько их, таких обездоленных людей, сколько судеб обокрала война, скольким исковеркала жизнь?! Много таких, много, тысячи, если не миллионы.

      – Что ж, девочка моя, будем жить, будем! Таким, как ты, придется поднимать страну из разрухи и рожать детей, больше детей, тогда и жизнь станет другой.

      – Я это понимаю… Могу идти работать?

      – Сейчас пойдешь. – Луганцев вытащил из кармана пиджака деньги и протянул Галине.

      Та отпрянула в сторону как черт от ладана.

      Не возьму ни за что и никогда. – На глазах девушки опять появились слезы, с которыми она и покинула кабинет шефа.

      «Вот старый дурак, – корил себя профессор, – взял и ни за что обидел девчонку. К ней нужно подход найти, дать возможность заработать, ибо драники свои носить она все равно будет, не отступится, характер такой».

      Александр Андреевич не ошибся,