Вдова Далила; Ужас. Морис Левель

и в другую газету не перехожу… Я всего лишь хочу вернуть себе свободу, временно или навсегда – это покажут обстоятельства…

      И голосом, в котором слышна была легкая дрожь, он прибавил:

      – Даю вам честное слово, что я не предприму ничего, что может повредить нашей газете, и что вы напрасно подозреваете меня в каких-то тайных целях. Расстанемся добрыми друзьями, прошу вас… И еще одна просьба. Я действительно нуждаюсь в отдыхе, хочу пожить вдали от парижской суеты, любопытства равнодушных и забот друзей, но, с другой стороны, мне бы не хотелось, чтобы мой отъезд походил на бегство… Поэтому прошу вас: спрячьте у себя все письма, которые придут сюда на мое имя. Не оставляйте их в моем отделении: покажется странным, что я не оставил адреса, куда их пересылать… Вы отдадите их мне, когда я вернусь…

      – Это ваше окончательное решение?

      – Окончательное.

      – Понятно, я не буду допытываться у вас, куда вы направляетесь, но все же, я думаю, вы можете сказать мне, когда уезжаете?

      – Сегодня же.

      – А когда намерены вернуться?

      Кош сделал неопределенный жест:

      – Не знаю…

      Затем пожал руку секретарю редакции и вышел. Оказавшись на улице, он вздохнул с облегчением. Входя в редакцию, он был озабочен, взволнован. Со вчерашнего дня события развивались с такой быстротой, что репортер не успел даже обдумать, как вести себя. Его главной целью было привлечь к себе внимание полиции и действовать так, чтобы пристав увидел в нем возможного преступника и в конце концов арестовал его.

      Но для того, чтобы добиться этого, Кошу нужна была свобода. У него должна быть возможность по собственному желанию изменить свою жизнь и привычки. Будучи сотрудником газеты «Свет», он не мог напечатать то, что ему было известно, и подписать своим именем. И даже в том случае, если бы он это напечатал, к его словам отнеслись бы лишь как ко мнению журналиста. Наконец, какая логика в том, что человек сам описывает преступление, в котором его должны обвинить!

      К тому же такое положение дел не могло длиться вечно: полиция, направленная на ложный след, могла равнодушно отнестись к делу и в какой-то момент сдать его в архив. Тогда ему, Кошу, останется только написать на самого себя анонимный донос, иначе его оставят в покое, а этого он не хотел.

      Репортер решил, что ему лучше больше не появляться в своей квартире. В кармане у него было около тысячи франков – неустойка, выплаченная ему газетой «Свет». На эти деньги он мог спокойно жить несколько недель: снять комнатку в каком-нибудь отдаленном квартале, обедать в маленьких трактирчиках, никуда не выезжать. С той минуты, как полиция обратит на него внимание, его отъезд примет вид настоящего бегства.

      Около десяти часов репортер решил, что пора подыскать ночлег. Сперва он подумал о Монмартре. В этом живом, суетливом квартале нетрудно пройти незамеченным среди кутил, артистов и всякого рода двусмысленных личностей, день и ночь снующих по извилистым улочкам. Но от площади Бланш до площади Клиши, от площади Святого