Квартира на двоих. Бет О'Лири

Обманчиво простой, но веский аргумент.

      – Ты настоящий друг, – бормочу я.

      – Знаю. Всегда пожалуйста. Только я сейчас занята, у меня свидание.

      – О господи, извини!

      – Не, не парься, он не возражает. Правда, Реджи?.. Вот, он не против.

      На другом конце слышится приглушенный шум. Невольно гадаю, уж не привязан ли Реджи к кровати.

      – Ладно, давай, – говорю я. – Люблю тебя.

      – И я тебя люблю, солнышко. Это не тебе, Реджи, сбавь обороты!

      8. Леон

      Щеки Холли ввалились. Девочка поднимает на меня усталые глаза. Она вся словно уменьшилась в размере, даже запястья и кустики отрастающих волос… Все, кроме глаз. Слабо улыбается.

      Холли: Ты приходил в выходные.

      Я: Приходил-уходил. Нужна была помощь, работать некому.

      Холли: Это потому, что я про тебя спрашивала?

      Я: Ну вот еще! Ты же знаешь, ты моя самая нелюбимая пациентка.

      Улыбка делается шире.

      Холли: А вы с подружкой с короткими волосами проводили выходные вместе?

      Я: Вообще-то, да.

      На лице появляется озорное выражение. Не хочу понапрасну надеяться, но ей явно лучше – несколько дней назад ни о каких улыбках речь не шла.

      Холли: И пришлось бросить ее из-за меня!

      Я: Персонала не хватает, Холли. Пришлось бросить… пришлось приехать, потому что работать некому.

      Холли: Спорим, она рассердилась, что ты меня любишь больше!

      Сока, врач-ассистент, просовывает голову в занавеску.

      Сока: Леон!

      Я: Минутку, разлучница… Что?

      Лицо доктора Соки расплывается в широкой усталой улыбке.

      Сока: Пришел анализ крови. Антибиотики подействовали. Только что говорила по телефону с больницей в Блумсбери. Говорят, что Холли лучше и ей не надо к ним возвращаться. Соцслужбы уже занимаются остальным.

      Я: Лучше?

      Сока: Да. Уровень С-реактивного белка и лейкоцитов снизился, температура спала, молочная кислота в норме. Состояние стабильное.

      Накатывает волна облегчения. Ничто не сравнится с тем чувством, когда узнаешь, что кто-то выздоравливает.

      Хорошие новости про Холли радуют меня на всем пути домой. Подростки с косячком на углу кажутся почти херувимами. Вонючий мужик, который снял в автобусе носки, чтобы почесать ноги, вызывает искреннее сочувствие. Даже заклятый враг лондонца, нерасторопный турист, заставляет лишь снисходительно улыбнуться.

      Уже планируя превосходный утренний ужин, захожу в квартиру и первое, что замечаю, – запах. Такой женский… Пряный, как благовония, и цветочный.

      Второе – горы хлама в гостиной. Огромная стопка книг у барной стойки. На диване – подушка-корова. Лавовая лампа на кофейном столике. Лавовая лампа! Что это? Эссекская женщина открыла тут лавку старьевщика?

      В легком тумане собираюсь бросить ключи на обычное место – не считая корзины для белья – и вижу, что оно занято копилкой-собачкой. Невероятно! Как жуткий эпизод из телешоу «Поменяйся комнатой». Только тут поменялась вся квартира, и сильно к худшему. Единственно