Цвет жизни. Василий Семенович Матушкин

меня опять опередили. На четвертый день в нашей многотиражке появился фельетон о лопате, да с таким соком был написан, что я не читал, а прямо захлебывался. И вот с этого момента началась у меня литературная слава. В цехе первым встретил Горбунов и поздравляет:

      – Написал… Писать ты можешь… Только как бы в двух местах гонорар не пришлось получать…

      – Дурак ты, – отвечаю ему, смекнув в чем дело. – Да ты откуда узнал? Кто это «Свёрлышко»?

      Гляжу я, и оказывается, что все ребята считают меня автором этого фельетона. Как нарочно кто-то распространил эту версию и поддерживает ее. Да так, что сколько я ни пробовал доказать обратное, мне в ответ только ухмылялись: «Знаем вашего брата. Скромничаете!». Ну, думаю, черт с вами, поговорите и замолчите.

      Но все это были только капельки, настоящая гроза разразилась на следующей пятидневке. Газету прямо вырывали из рук. Захватили меня ребята в плен и давай восхищаться:

      – Вот это ты разделал! На все корки!

      А я стою и ушами хлопаю. Только попробовал сказать, что это совсем не я, а мне в ответ хором:

      – Брось, Степа! Мы точно знаем, что это ты. Ты!.. Ты!!!

      И все на меня пальцами, как пиками, норовят попасть. А я стою между ними и пот хладнокровно с лица сгребаю.

      В обед вызвал меня в конторку мастер. Как хорошего человека на стул посадил. Сижу, жду, мастером любуюсь, профиль его лица изучаю. Он тоже сидит против меня и жирно красным карандашом требования подписывает. А потом бросит на меня из-под бровей нежный взгляд, вскочит, пробежит по конторке и опять на стул. Посидели мы в гробовом молчании минуты три, и стал он мне про свои подвиги рассказывать.

      – Товарищ Меркулов, знаете ли вы, что я заслуженный красный партизан, что я никогда от Будённого не отставал? Орден имею!

      – Тысячу раз об этом слышал, Антон Захарыч.

      – А как ты думаешь, – развивал он дискуссию и напрягал голос, – могу я тебя к ответственности притянуть за клевету?

      – Конечно, можете, – хладнокровно говорю я. – Если только докажете, что я хоть когда-нибудь, хоть одним словом неправильно задел вас.

      Взглянул я тут на мастера и ужаснулся: лицо у него стало красным, как разрезанный спелый арбуз. Ну, думаю: припадок случится или расширение сердца… А он только заскрипел челюстями и успокоился.

      – Товарищ Меркулов, любопытно мне еще услышать от вас, кто это в нашей цеховой столовой порядок навел? Рукомойники, вешалки поставил, гардины повесил, скамейками, столами, посудой, водой обеспечил? Кто больше всех шефствует над столовой?

      – Антон Захарыч, да об этом все мухи знают, которых вы, можно сказать, как класс ликвидировали из столовой.

      – Хорошо, значит, я. А кто в цехе вентиляторы поставил?

      – Тоже вы, – хладнокровно соглашаюсь я.

      Мастер глубоко вздохнул и давай меня дальше гонять, как прокурор подсудимого.

      – Ну, а теперь скажи мне, кто это полный штат рабочих подобрал и создал им такие условия, что все они, как один,