Ветеран Армагеддона. Сергей Синякин

Нинель была уже в рабочем одеянии, собственно, и смотреть, кроме как на нее саму, было не на что. Правда, Лютиков смотрел с удовольствием. Муза была свежа и непорочна, от лака и губной помады не осталось и следа. Совсем другое было существо. Ангелов на иконе видели? Вот таким ангелом и выглядела муза Нинель.

      – Пишешь? – Она тоненькими пальчиками выцарапала из-под руки поэта блокнот, тихонечко посапывая, прочла написанное, подняла свои огромные синие глаза на Лютикова и робко спросила: – Это ты написал? Вчера?

      Судя по реакции, стихи музе понравились.

      Честно говоря, Лютикову они тоже нравились, правда, он не был уверен, что строчки, написанные им, принадлежат именно ему. Бывают же шуточки у демиургов, подкинет кто-нибудь из могучей кучки свои стихи средненькому поэту, и смотрят с любопытством, не возгордится ли?

      – Ну как дискотека? – спросил Лютиков. Равнодушие далось ему с видимым усилием.

      – А-а, – Муза беззаботно взмахнула крылышками. – Ерунда. Сначала группа «Вий и его ребята» выступали… Типа украинского рока… Нет, играли они классно и солист, Вий этот самый, очень у них неплохой. Представляешь, как в припеве басом ахнет: «Са-тана там правит бал!», зал в лежку. Ламии визжат, ведьмы плясать в проходе начали, демоны попробовали было порядок навести, да куда там! – Муза хихикнула. – Тусня, Лютик, сплошная. Бесы, естественно, обкурились, их шиза накрывать стала, так что когда во втором отделении Амдусциас вышел, все уже на ушах стояли, рожками друг по другу прикалывались…

      – Что за Амдусциас? – удивился Лютиков. – Даже не слышал о таком.

      – Да ты чо, Лютик? – сделала круглые глаза Нинель. – Это ведь самый крутой сегодня рокер в Инферно! Великий герцог, музыку с детства пишет, а сам он такой… ну, мужик с головой единорога! Но я большего ждала. Правда, цветомузыка была обалденная! Представляешь, стена пещеры в маленьких дырочках, а потом вдруг через эти дырочки газ пошел и вспыхивать начал. Прикинь, Лютик, вся стена в разноцветном пламени! И кордебалет из голых ведьм… – Она посмотрела на Лютикова и смутилась. – То есть они не совсем голые, так, какие-то тряпочки на них, конечно, были… Я тебе точно скажу, Лютик, сама убедилась, не наше это искусство, не райское!

      – А твой… бес? – Лютиков надеялся, что голос его прозвучал ровно.

      – Да какой он мой! – возмутилась муза. – Ты же сам знаешь, что бесам надо! Смолки подкурил, ладана нанюхался, глаза, как колеса, вращаются даже… Орал, пока не осип, свечки в рядах жег, а уж когда этот Амдусциас запел рок-поминальную всем бесам, он вообще одурел. Туфельку с меня снимать стал, они в нее елей наливали, пока не нализались… Хамы они, Лютик, хоть и весело у них! Да черт с ними! Ты мне скажи, это ты вчера написал?

      – Угу, – вздохнул Лютиков, смущенно краснея.

      – Это ведь про меня? – Нинель вспорхнула, гибко прильнула к поэту и нежно чмокнула его в губы. – Знаешь, я много стихов читала, ну, которые другим посвящались… А чтобы стихотворение прямо мне посвящалось, первый раз вижу. Спасибо, дружочек, ты настоящий мен! Можно я его на память заберу? То есть чтоб оно только у меня осталось? Ты ведь еще напишешь? Ты, Лютик, умный и талантливый,