БЕЗ МЕНЯ. Илья Алексеевич Шустров

свои полные ярости глаза.

      –Да как вы посмели поставить меня в такое глупое положение?! – взвыла она.– Вам нечего делать в этом доме! От вас здесь одни…– Агафья замялась, подыскивая нужный эпитет. Тут ей помог Бог Шарфиков:

      –Капости?– Агафья удовлетворенно кивнула. Тут Семёну Лаврентьевичу совсем надоела сложившаяся ситуация. Он встал и последовал примеру бабы Ксефы, а именно – ушёл в дом.

      Этот занятный эпизод целиком иллюстрирует Семёна Лаврентьевича Шаляпина. Он являл собой самого постоянного и самодостаточного человека во дворе дома номер двадцать пять по улице Василия Перова.

      Не изменялся в этом дворе, казалось бы, только кирпич, лежащий неподалёку от второго подъезда. Он был здесь ещё до пришествия Бога Шарфиков и даже до рождения Арсения. Арсений, кстати, грустил всё больше и больше. И, к его удивлению, все печали при анализе оказывались вызваны теми самыми двумя причинами, которые описывал мальчику Вячеслав.

      Шестой класс сыграл финальный аккорд в дружной компании детей двора дома номер двадцать пять по улице Василия Перова. Артём и Павел теперь просто ненавидели друг друга. И Лена Васнецова уже была ни при чём. Просто Артём ненавидел Пашу, а Паша терпеть не мог Артёма. Ненависть возникла меж ними с быстротой горения обмазанной бензином спички. Ненависть – пожирающая их изнутри, отравляющая всё существо.

      Нельзя сказать, по чьей вине в итоге случился разрыв. Но окончилось всё это для обоих мальчиков не самым лучшим образом. Павел впал в глубокую депрессию. Конечно, мальчик не называл свою бесконечную меланхолию депрессией. Паша отнекивался, говорил, что ему всего лишь грустно и только. А вот Артём…

      Артём потихоньку начал сходить с ума. Порой он просыпался ночью от чьего-то прерывистого дыхания. Однажды Артём понял, что обнимает совсем не игрушки, сложенные в форме человеческого тела, а что-то живое. Он приоткрыл глаза и увидел в лунном свете Леночку Васнецову. Мальчик не смог полностью проснуться и закрыл глаза против воли. И заснул с Леной в объятиях. Наутро она снова, увы, превратилась в кролика и двух медведей – побольше и поменьше. От этой метаморфозы мальчик приходил в бешенство. Он не знал, как справляться со своим безумием, пока как-то раз Семён Лаврентьевич не забыл на скамейке упаковку сигарет.

      Вытащив одну коричневую трубочку из пачки, Артём задумчиво повертел её в руках и, оглядевшись, спрятал в карман. Прошло несколько дней. Как-то после уроков ноги сами понесли мальчика за школу. Казалось бы, специально для того, чтоб он увидел целующихся Пашу и Лену. Он бежал на родную улицу Василия Перова, в уютную квартиру не чуя ног, в свою крепость, свой sanctum sanctorum. Артём плакал. Рыдал. Сглатывал накопившиеся сопли и снова рыдал.

      Когда истощенный мальчик лёг на кровать, чтоб предаться ожиданию кончины, что-то врезалось ему в бок. Это были те самые сигареты. И Артём применил их по назначению. Он сосредоточился на ощущениях. Захотелось кашлять. Легче не стало. Но потом Артём вспомнил о Шаляпине,