Мания. 2. Мафия. Евгений Кулькин

ни во что не хотела углубляться, потому что считала – не совсем знамое и есть та суть, которая нужна женщине. Она прочла все, что состряпали литературные кулинары последнего времени, восприняла Библию как памятник законности, но еще не могла постичь, что всякая уличенная в уличной настойчивости девка не являет собою диво. А необидная близость еще не повод для молчания.

      Она созналась, что много лет бездетна и медицинское содействие не могло ей помочь в зачатье. Оттого и пришло это религиозное отчаянье.

      Она сентиментально созналась, что еще не пробовала того, на что он упорно и настойчиво ее выводил.

      Женщина делилась только неудачами. Так ведут себя нищие по духовному образованию люди. Когда кажется, что во всех случаях нужна объединительная нагота.

      И когда ей показалось, что, подъедая зрение, пришла какая-то болезнь, она, пытаясь проморгаться, вдруг упала, смертельно раненная сном.

      Так к нему пришла практика властвования. Вернее, тут она получила жизненную реализацию. Он видел фиолетовые изъяны на ее груди, чем-то похожие на помары в тетради. И уже составлял пророчества.

      Когда она проснулась, он ей сказал, что теперь разумно было бы скорее посетить своего мужа. Она преданно посмотрела ему в глаза и, как бы напомнив, что у нее исламский склад души, сказала, что не хотела бы возвращаться в своей обреченный дом.

      Подошла проститутка. Она вся исскалилась, глядя на них.

      – Она припадочная, – сказала, пихнув жестом еще не отошедшую от видений праведницу. – И ей не вернуться в мир удовольствий.

      Препарируя случившееся, Дрю видел, что в душе у падшей свально лежал разный хлам.

      – Покайся! – порекомендовал он ей. – Твоя жизнь как расколотый надвое орех. Съедобны обе половины. Надо только избавить их от скорлупы.

      – Скучный рацион чувств, – сказала она, – мне не подходит. Я пережила наркотическое привыкание к удовольствиям. Как могут повлиять на меня другие аргументы? Ведь она, – проститутка кивнула на праведницу, – готова идти за тобой сквозь муаровые поля, чтобы обрести нечто, ей еще не ведомое. Для меня неведомого ничего нет. Потому, немудрено заметить, что моя отрада – самые близкие кущи.

      Они пошли от него в разные стороны, и он не ощутил прилива одиночества, потому как понимал, что над обеими заимел власть, и стоило ему только мысленно дать команду…

      Дрю не был тем психиатром, которого привлекали эксперименты. Он не признавал ничью правоту, равно как и не принимал крайне выгодные условия. Его раздражали термины точной науки. И не очень-то убеждал уровень сегодняшних знаний. И он считал, что жечь ископаемое топливо – это все равно что кремировать себя. И любил утверждать, что человек у власти – это несчастный, который просто не понимает, что над ним домоклствует и давлеет, потому как мания величия не дает честность и благородство присовокупить к тому, что уже изгложено ложью и подхалимством. Высокая проба как человека начинается тогда, когда освобождаешься от пут заочно любить свою добродетель, а способность менять