Замочная скважина. Маша Трауб

ей и про щенка, и про потоп, про галлюцинации. Про Дезку тоже рассказала.

      – Ой, – только вздыхала Валентина, впитывая подробности и просчитывая в голове, сколько Музу продержат в психушке.

      – Так давно надо было ее сдать! – хохотнул подвыпивший Петька.

      Валентина улыбнулась – Петька выпивал, но меньше. Намного меньше. А про баб и думать забыл.

      – Надо было, – согласилась тетя Рая. – Но мы же не знали, что у нее диагноз. Думали, творческая личность…

      – Ой, я их вообще не понимаю, этих интеллигентов, – поддержала разговор Валентина, – вроде умные такие, все знают, а в доме – срач, не пройдешь, не проедешь. Вон, пока эту квартиру отмыла, чуть без рук не осталась.

      – Мне ее жалко. Больная она, – вздохнула тетя Рая, которой Валентина плеснула водочки, – и в квартиру было страшно зайти, это вы правы.

      – Так я все повыбрасывала, – радостно сообщила Валентина.

      – И правильно, – поддержала тетя Рая, – надо, чтобы чисто в доме было. А то у нее и тараканы, и моль в шкафу. А если в одной квартире, то, считай, у всех, во всем доме!

      – И не говорите! Я уже везде и отравы понасыпала, и корки лимонные разложила!

      – А что у вас с лицом? – не удержавшись, спросила тетя Рая.

      – Так упала. На антресоли лазила и свалилась, – ответила Валентина.

      – Ну да, ну да, – кивнула тетя Рая, – надо осторожнее. Я вам мазь могу принести, синяки быстро рассасывает.

      – Спасибо, а пирожки у вас настоящие, как у нас в деревне. Не думала, что здесь, в Москве, такие умеют делать.

      – Так я тоже деревенская, – засмеялась тетя Рая.

      – Ну, это видно. Значит, земляки.

      – Вы заходите, если что. Если что-то надо. А Музу жалко, очень жалко, – сказала тетя Рая, прощаясь у двери.

      – Так я бы помогла, если бы знала чем, – откликнулась Валентина. – А чем тут поможешь? Это же не сопли, не кашель, а голова. Что тут сделаешь?

      – Да, а мы с соседями думали, что у нее вообще никого нет.

      – Так считайте, что никого. Мы хоть и родня, но дальняя. Может, она меня и не вспомнит. Что взять с психической?

      – И не говорите….

      К Валентине и Петьке соседи очень быстро привыкли, сроднились, как будто и не было Музы в помине. С ними было проще, спокойнее.

      Валентина, всегда сумрачная и молчаливая, со скошенным, почти отсутствующим, подбородком, никогда не отказывала в стакане сахара или двух яйцах. А Петька всегда ждал бегущих к остановке соседок и даже открывал водительскую дверь, чтобы ехали впереди, где посвободнее, а не толкались в салоне. Особенно радостно он распахивал двери для Лиды, которая стала чаще пользоваться общественным транспортом, но не отказывал и Рае, и даже Израилю Ильичу.

      – А почему это? – возмущались пассажиры.

      – Сейчас вообще никуда не поеду! – радостно гаркал в салон Петька, и все замолкали.

      Когда Петька в выходные напивался и бил Валентину, соседи не вмешивались. Однажды Ольга Петровна, увидев Валентину с синяком впол-лица, начала кудахтать