Артур, Луи и Адель. Дана Делон

направляется в сторону двери, а я ловлю его за руку:

      – Спасибо.

      Он нежно хлопает меня по руке:

      – К сожалению, я не могу помочь большим.

      В его голосе столько жалости. Я наклоняюсь и оставляю смачный и звонкий поцелуй на его щеке.

      – Ты уже помогаешь, малявка, – с иронией произношу я, и он, качая головой, выходит из комнаты.

      Мне кажется, я практически никогда не вижу его улыбки. Искренней, ребяческой. Ему всего шестнадцать лет, но у него такой взрослый взгляд. Я гадаю, что именно заставило Марселя так быстро повзрослеть: случившееся со мной или воспитание наших родителей.

      Я раздеваюсь, аккуратно отлепляю пластырь и рассматриваю свой порез. Он до сих пор красный, все еще болит. Я вновь обрабатываю ранку и приклеиваю новый. Соблазн порезать себя вновь очень велик, но меня останавливает образ Марселя. Ужас в его глазах и просьба больше так не делать. По коже бегут мурашки, а в голове проносится слово «сумасшедшая». Однако у меня нет настроения заниматься самокопанием. Я надеваю платье, и у меня дух захватывает – оно идеально. Мне нравятся мои открытые плечи, линии ключиц, длина шеи. Я следую совету Марселя и нахожу полусапожки; они на каблуках, но мне в них удобно. Платье обтягивает мои крутые бедра, наверняка раньше оно сидело на мне как влитое, сейчас же немного велико, но это не портит вида. Я распускаю волосы, и они каскадом падают на спину, закрывая ее. Я чувствую себя сексуальной, притягательной, манящей, красивой.

      Мама входит в комнату без стука и застывает, увидев меня.

      – Адель, это несколько неуместно, – говорит она.

      – Мы не на похороны идем, а на вечеринку, – пожав плечами, отвечаю я.

      – Милая, в следующем году выборы. Ты же знаешь, твой отец очень долго к этому шел. Мы не можем его дискредитировать.

      – В чем заключается дискредитация? В том факте, что я выгляжу как молодая девушка своего возраста?

      – Переоденься, – строго просит она, не отвечая на мой вопрос.

      – Я ведь не одевалась до амнезии в те вещи, что ты мне покупаешь сейчас? – вырывается у меня грубее, чем мне хотелось бы.

      – Какая разница, как ты одевалась до аварии? Сейчас это платье абсолютно неуместно, – раздраженно повторяет мама.

      Я резко разворачиваюсь и встречаюсь с ней взглядом.

      – Есть разница. Если я ничего не помню, это не значит, что я безвольная кукла, которой ты имеешь право управлять, как тебе вздумается.

      Мама недоуменно смотрит мне в лицо, и я вижу, как лопается ее терпение.

      – Послушай, я так долго готовила этот вечер, я столько сил вложила в это дело, твой отец работает по шестнадцать часов в сутки, а ты не можешь надеть подходящее платье и перестать играть на наших нервах?

      – Я не хочу надевать ни одно из тех платьев, не заставляй меня.

      – Переоденься! – Она повышает голос и тяжело вздыхает. – Кукла… немыслимо! Тебя послушать, мы всегда во всем виноваты! Но знаешь что? Не обманывай себя. Такую эгоистку еще поискать надо. Отец последние три года работает как проклятый, а она не хочет надевать платья! Всегда только о себе и думаешь.

      Марсель просовывает голову