Архив сочинений – 2017. Часть I. Константин Трунин

ненавидят и их обвиняют в том, с чем они же и пытаются бороться.

      Можно найти цельное зерно в рассказах Касимова, если читатель с автором окажется солидарен. Большая масса предлагаемых текстов никак не потревожит мысли, пройдя перед глазами массивом из нагромождения букв. Некоторая часть историй всколыхнёт эмоции и спровоцирует на выражение личного мнения. Так всегда бывает – это закономерность литературы – для донесения нужной информации, необходимо окружить её чем угодно, дабы читатель сумел вычленить то самое цельное зерно, чего автор и добивался. Безусловно, читатель может придти к отличным от автора мыслям, но то не станет проблемой. Главное, выработать личное отношение к прочитанному, на прочем скажется иное.

      Таково понимание творчества Евгения Касимова.

      28.01.2017 (http://trounin.ru/kasimov12)

      Михаил Дудин «Вершины: Книга переводов» (1986)

      Понять поэта может каждый, стараний для того не надо никаких, а кто-то сам порадуется, однажды, свои мысли рифмой изложив. Но как же быть с поэтами, чьи речи полны от иностранных слов, для понимания которых не хватает знаний в области иностранных языков? Как оценить старания грузина, понять его грузинский слог? Как оценить его соседа армянина, армянский ежели понять не смог? Как должное отдать всем тем, слагает кто на непонятном языке? Как избежать читателю проблем? Или забыть, не создавать проблем уже себе? Всегда поможет подстрочный перевод, примерно доносящий суть стиха, вот только смысл в поэзии совсем не тот и форма подачи для поэзии совсем не та. Пускай возьмётся за обработку истинный поэт, пусть и без знания оригинала, не примет белый чёрный цвет, важнее отразить подобие душевного накала. И вот грузинский слог понятен нам, понятен слог у армянина, как будто поэт писал всё это сам, сия методика с трудом, но всё же применима.

      Михаил Дудин выбрал тех, кто связан с Россией был духом, прошлое их объединило всех, разъединив национальным слухом. Николоз Бараташвили радел за русскую державу, в ней видел Грузии судьбу, предвидел возвышение и славу, чему слагал поэзию свою. Аветик Исаакян заботами мира преполнялся, он в образах искал всё то, чего, лишённый, по свету метался. Эдит Сёдергран, мелодичность её поэзии поймёт ценителей ценитель, там рифма редко проскользнёт, дочерью Санкт-Петербурга она была, писала же на радость шведам шведским языком.

      Вот перед читателем Бараташвили, умерший рано, в двадцать восемь лет, его при жизни не ценили, а том как ценят ныне – сведений нет. Скорее нелюбим он в Грузии грузинам, любовь его к России им претит. Любил Россию он по тем причинам, которых теперь больше нет. Сменились годы, извелись враги, над Грузией, как прежде, реет гордый флаг, грузины, должно быть, оправиться смогли, преодолеть оранжевый, окутавший их, мрак. Нет дум о катастрофе пред страной, не разверзается пред нею вражеская пасть, Бараташвили – певец Грузии иной, той, что могла исчезнуть