Плачу любые деньги. Оксана Обухова

рыбкой, от созерцания псевдо (или вправду?!) античных мозаик на стенах!

      Вера выполнила просьбу и продолжила экскурсию:

      – Здесь шкафчик с полотенцами и купальными халатами.

      В «шкафчик» поместились бы все наряды Дусиной мамы.

      – Здесь фен. Шампуни, ароматические масла…

      В безденежье, продав шампуни и масла, Миронов мог бы прокормить семью в течение двух месяцев.

      – А это что за дверь? – заметила Евдокия бронзовую ручку напротив входа в будуар.

      – Там вторая гостевая спальня. Мужская. Хотите посмотреть?

      Конечно!

      Вера распахнула дверь в смежное помещение, и Евдокия попала в квадратную комнату с тяжеловесной мебелью, где коричнево-бордовая отделка стен, казалось, поглощала, впитывала свет.

      – Эти спальни мы называем семейными, для парочек, кому храп спать мешает. Тут даже ключ один и тот же подходит, – болтала Верочка. – Ваша спальня – голубая, женская. Тут – мужская. Мы ее не любим.

      – Почему?

      Горничная привычно наморщила конопатый нос:

      – Да мрачно как-то.

      – Пожалуй, – согласилась Дуся и пошла на свою половину.

      Сегодня, что бы ни случилось, она уж тут поплавает! В маслах. Окруженная ароматическими свечами.

      В будуаре, распахивая шторы во всю ширь, стояла спиной к вошедшим невысокая женщина в платье цвета, отдающего богоугодным заведением: серая холстина. Судя по мягким складкам на рукавах, холстина была не из дешевых. Рыжие, как будто стрептоцидом крашенные волосы женщины плотно стягивали уши и собирались на затылке в крепкий кукиш.

      – Алевтина Викторовна, – окликнула горничная. – А я уже все… показала.

      Алевтиной Викторовной звали экономку господ Мироновых. И именно с ней, если не считать родственников хозяина дома, Евдокия хотела познакомиться больше всего.

      Во время путешествия с Александром Сергеевичем от ресторана до дома Евдокия попросила его рассказать о февральском покушении. Разговор зашел не случайно, Дуся выразила удивление, почему среди приближенных нет ни одного узнаваемого по прошлогодней встрече лица – Мирон сменил охрану, оставил только «секретаршу». Авторитет ответил без охоты:

      – С февраля пришлось сменить. Крысой был Патрон, бригадир, он за пацанов отвечал.

      Натужный, неохочий рассказ авторитета сводился к следующему.

      Правая рука Мирона – Патрон решил, что один из синонимов прозвища ему подходит больше. Не захотел Патрон быть бессловесным куском свинца в оболочке из гильзы – лететь, куда прикажут. Подумал, что значение «патрон-шеф-босс» его натуре и возросшему авторитету соответствует гораздо больше.

      В рассказе Мирон обмолвился: «Тут мне наследство обломилось, людей жаба начала душить». (Позже Дуся поняла, о каком наследстве речь.) Мирону кинули предъяву – поделись.

      Он поделился. Заслал в общак сколько потребовали…

      Не всем понравилось. Кое-кто подумал – маловато будет, зажрался Саша, не по понятиям живет.

      Утром шестого февраля