Норманн. Право на власть. Дмитрий Светлов

гостя да проследи, чтоб повар рядом стоял и учился.

      Нехитрая наука сварить кофе началась с лекции о правильном помоле. Монахи зерна толкли в ступе, затем делали отвар, процеживали и переливали в кофейник. Закон приготовления кофе, как и кузнечное дело, на первое место ставит сохранение целостности структуры. Напиток делают непосредственно в кофейнике и разливают прямо в чашки, при правильном помоле ни одна крупинка не попадет в рот.

      – А ты прав! – сделав маленький глоток, вынес вердикт настоятель. – Вкус совершенно другой, более приятный.

      – Кофейной жижицей можно вывести прыщи с лица.

      – Смотрю на тебя и удивляюсь: и воинское дело знаешь, и кузнец, и иконы пишешь. Не поделишься талантом?

      – Учеников дадите?

      – Дам, иконописи учи. Храмы строим, а стены пустые.

      – Только не каждый монах в ученики сгодится.

      – Бесталанных обратно пришли, не жалей. Не каждому человеку дано сие умение.

      – Не дадите ли листок бумаги?

      – Бери. – Настоятель указал на стоящую у окна конторку.

      Норманн обмакнул перо, критически глянул на стоящего у двери монаха и начал рисовать. Дородная фигура и болезненное лицо делали Филофея легкоузнаваемым, однако в фигуру надо вложить совершенно иное. Любой, глянувший на рисунок, в первую очередь должен увидеть монашеское смирение. Не покорность, не услужливость, а именно смирение в вере. Общий контур сложился сразу, а дальше застопорилось, явно чего-то не хватало. Опасаясь сделать лишние линии, Норманн нарисовал дверь, стену, и тут как бы прорвало. Простота убранства, скромность обстановки, стираная-перестираная ряса с аккуратной штопкой – все эти мелкие детали помогли увидеть и написать нужный образ.

      – Посмотрите, отче. – Норманн положил на стол законченный рисунок.

      Настоятель примерно с минуту не отводил глаз от сероватого листочка бумаги, затем начал сравнивать с оригиналом. Даже подошел к монаху, потрогал его лицо, провел старческой рукой с вздувшимися венами по стене, погладил дверь и снова сел.

      – Невероятно! Вроде бы не похож, и в то же время ты изобразил его абсолютно правильно.

      – Это называется живопись, показывают не внешнее сходство, а суть человека.

      – Зачем ты это сделал?

      – Показать разницу между иконой и простым портретом человека.

      – Зачем ты это сделал? – повторил настоятель.

      – Чтобы наши потомки смогли увидеть своих пращуров, ощутить наш духовный мир, понять жизнь ушедших веков.

      – Ты хочешь рисовать людей?

      – Для этого необходимо много времени. Я научу монахов, а сам сделаю ваш портрет.

      – Меня?! – пораженно воскликнул настоятель. – Я в монашестве! У меня нет и не может быть потомков!

      – Ошибаетесь! Эти стены будут стоять и через сто, и через пятьсот лет. И те, кто придет сюда, должны увидеть лица основателей.

      – Хочешь разбудить во мне гордыню?

      – Не то говорите! Гордыня – когда не служат, а выслуживаются!

      – Ты со мной споришь, это хорошо. Подвох, когда убеждают и склоняют на свою сторону.

      – Я