Голубка. Джасур Исхаков

и уводила его подальше, взяв под руку.

      Но каждый раз женщина с тревогой замечала, что при слове «Пушкин» у ее сожителя сразу падало настроение и становились печальными глаза.

      Наташа гнала прочь тревожные мысли и по ночам шептала:

      – Вот увидишь, Жорик, у нас всё будет хорошо…

      …Наталья подметала с пола чьи-то остриженные волосы. Вдруг покачнулась и упала, перевернув ведро со шваброй. Встревоженный Зиновий Семёнович вызвал «скорую», и женщину увезли в больницу. В приёмном отделении Наталья очнулась от внезапного обморока и стала просить отпустить её домой, мол, всё прошло. Но врач настоял, чтобы её поместили в неврологическое отделение.

      Три дня ждала Наталья появления Жоры, но тот всё не шёл. Она убежала из больницы и, придя домой, поняла, что дома он не появлялся. Нашла его в «Котлованчике». Он был совершенно пьян и читал кому-то стихи. И новые слушатели смотрели на него с удивлением:

      – И вправду чем-то похож на Пушкина…

      Наталья попыталась увести его из парка, но Жора, словно не узнавая её, отводил руки и тянулся к стакану на столе.

      В конце октября вдруг сильно похолодало. По ночам стояли заморозки. Лужи покрылись тонким слоем льда. Порывистый ветер срывал с деревьев пожелтевшие листья.

      …Его, окоченевшего, нашли утром на скамейке главной аллеи парка дворник и шофёр. Он лежал, завернувшись в старые газеты, поджав коленки. Потемневшее лицо успело покрыться густой щетиной.

      – Пушкин… – слюнявя бумажку, сказал дворник водителю полуторки. – Замёрз, бедолага…

      Он закурил самокрутку, присел рядом со скрюченным маленьким телом.

      Ветер откинул угол газеты, открыв смуглое лицо. В короткой стрижке «полубокс» уже наметились тёмные кудри.

      – А ведь похож… Эх, Пушкин, Пушкин…

      Остекленевшие глаза смотрели куда-то вверх, сквозь поредевшие кроны старых деревьев парка Тельмана.

      Март 2007 г.

      Мясо по-гречески

      (Из цикла «Парк Тельмана»)

      Кого только не видел наш парк! Пёстрый, многоязычный парк Тельмана… На его аллеях одновременно можно было услышать «украинську мову», идиш, темпераментную армянскую речь, гортанный хорезмский говор, неповторимые одесские обороты… А в годы войны (но это время я знаю только по рассказам) наверняка в парке звучала польская речь гордых офицеров из армии генерала Андерса, и, быть может, в парк приходили японские военнопленные, строившие театр Навои по проекту великого архитектора Щусева, и тихо говорили по-своему.

      Ташкент стал приютом для многих. Кого-то сюда сослали, как корейцев с Дальнего Востока, турок-месхетинцев и чеченцев с Кавказа, крымских татар из благословенного Крыма. А сотни тысяч русских, украинцев, белорусов, евреев были эвакуированы в «хлебный» город в лихолетье войны.

      Поэтому-то так многоязычен, так многообразен был наш парк.

      Но один раз в году под сенью старых дубов и клёнов парка Тельмана звучал преимущественно греческий язык.

      В Ташкенте греки появились, спасаясь от жесточайшей гражданской войны,