Отражённым светом. Алексей Борисович Черных

Иван Алексеевич взялся

      Тосковать, как положено барину в зной.

      Глазки очень устали от яркого света,

      Опустели поля и разросся бурьян.

      Шмель уныло нажу́жживал арию лета, —

      Был Иван Алексеич тоской обуян.

      Он всё думал о том, что мечты человечьи,

      Все глубины глубин не понятны шмелям,

      Этим бархатным пчёлкам с янтарным оплечьем,

      Не подверженным скуке и прочим соплям.

      2.

      Лаванда чуть ли не всё лето

      Цвела, цветёт и будет цвесть.

      Шмелей с рассвета до рассвета

      В её кустах чудны́х не счесть.

      По-бунински золотоплечи,

      Но неожиданно легки,

      Они лавандовые свечи

      «Окучивают» по-мужски:

      Кружат и мечутся меж нежно

      Благоухающих цветов

      И искушают безмятежно

      Руладами жужжащих слов.

      И так весь день, и так всё лето —

      Пока их холод не проймёт,

      Шмели с рассвета до рассвета

      Кружат в лаванде хоровод.

      3.

      Лаванда и шмели не знают

      Что наступил сентябрь унылый.

      Цветы цветут, шмели летают,

      Золотоплечи, быстрокрылы.

      В их удивительном полёте

      Среди чарующих соцветий

      Есть восхищающее что-то

      И что пытливый мозг бередит.

      Как удаётся этим пчёлам,

      При их не маленьком калибре,

      Массивным, толстым и тяжёлым,

      Летать с изяществом колибри?

      Ах, впрочем, мир прекрасен этим

      Клубком загадок, белых пятен.

      И лишь сентябрь за гранью лета

      Вполне и ясен, и понятен.

           * * *

      Мы Шрёдингера кошку

      В своём эксперименте

      По неопределённости

      Размазали слегка:

      Она жива немножко

      И в этом же моменте

      Она – хвала мудрёности —

      Немножечко мертва.

      Мы так и этак мерили

      Все доли вероятности,

      Расхлёбывали ложкою

      Кванто́ванный расчёт.

      В простой исход не верили,

      И вот в научной рьяности

      Открыли шкафчик с кошкою —

      Там оказался кот!

           * * *

      Да будут ли вспоминаться-то

      Когда-нибудь в пьяном загуле

      Две тысячи девятнадцатого

      Холодные дни июля.

      Быть градусу, сколько не бейся,

      Высоким по прихоти чьей-то,

      А вы мне твердите про Цельсия

      И какого-то там Фаренгейта.

      Жара будет до исступления

      При норде, норд-осте, норд-весте.

      Дождёмся-таки потепления,

      Но может быть, лет через двести.

           * * *

      Лучики солнца

                            в проёме окна

      Издевались

                     над утренней тенью.

      Летняя ночь

                      была холодна,

      Несмотря

                  на глобальное

                                      потепленье.

      Наверное,

                   если