И весь мир в придачу. Татьяна Устинова

перемены!.. Да еще какие-то люстры и кавалеры из офиса!

      Они вернулись в дом, и Тата опять принялась за куличи, а Лера, ничем ей не помогая, все смотрела и смотрела в окно.

      Утром и произошло событие, взбудоражившее весь дом.

      Из бабушкиной спальни пропал бриллиантовый прабабушкин крест.

      Бабушка совершенно точно помнила, что вечером он был с ней – она никогда его не носила ввиду его исключительной тяжести, но никогда и не расставалась. Крест висел на нефритовых четках, которые бабушка почти не выпускала из рук, и все помнили, что за столом четки и крест лежали рядом с бабушкиной тарелкой.

      Перерыли все, даже ковры снимали – крест как в воду канул!

      Все было забыто – Пасха, куличи, которые, накрытые кружевными салфеточками, бодро и торжественно сияли на буфете. Дети ползали под столами, двигали диваны, залезали под кресла. Им нравилось ползать и залезать, они думали, что это игра такая, а тучи все сгущались и сгущались, и Тата чувствовала, что гром вот-вот грянет.

      Он и грянул.

      Бабушка объявила, что крест у нее стащили как раз дети! – и нужен обыск.

      Этого никто не ожидал.

      Тёма со злыми слезами на глазах заорал, что, если его в этом доме считают вором, он немедленно поступит в Суворовское училище, и ноги его здесь не будет, и вообще, где папа?!

      Даниил меланхолично пожал плечами и сказал, что его могут обыскивать сколько угодно – он не берет чужих вещей.

      Девчонки, перепугавшись за Тёму, на всякий случай заревели тоже, а Тюпа спросил, что такое обыск.

      Он ел морковку и смотрел телевизор, включенный на спортивном канале.

      У матери был перепуганный и несчастный вид. Лера грызла ногти, а Шура держалась за виски – пребывала в ужасе.

      – Бабушка, – сказала Тата твердо. – Мы не станем обыскивать детей. Наверное, мы просто плохо искали. Просто нужно поискать еще.

      – Это очень дурной знак, – бабушка раздула ноздри. Голова у нее тряслась, она даже свои пахитоски не курила. – Особенно накануне Пасхи! Куда мог пропасть крест, да еще такой огромный, да еще с бриллиантами?! Если его стащили, ноги моей не будет в этом доме!

      Тату вдруг осенила мысль, куда именно крест мог пропасть.

      – Бабушка, а ты снотворное на ночь принимала?

      – Ну конечно! А что такое?

      – Ничего, – задумчиво сказала Тата. – Ничего. Лера, дай детям супу. Я… сейчас.

      Она поднялась на второй этаж, обошла галерею, на которую выходили двери всех спален, и заглянула по очереди в каждую.

      Потом спустилась вниз – дети сидели за столом, Лера громко и деловито командовала напряженным, звенящим голосом. Тата не пошла через столовую, а кругом, к той двери, которая выходила не на веранду, а в сад.

      Этой дверью пользовались в основном летом, и еще ее муж любил выйти покурить именно на эту сторону дома. Но мужа не было, а возле двери стояли ботинки.

      Одни-единственные ботинки.

      Все было ясно.

      – Мне нужно на чердак за пасхальной скатертью, – сказала Тата отрывисто, вернувшись в столовую. – Что бы там ни было, а Пасха на носу! Даня, пойдем, ты поможешь мне дверь открыть.

      Меланхоличный