Око Марены. Валерий Елманов

в памяти у Гунея при одном только взгляде на тонкое беленое полотно, кто мог его подарить.

      К тому же завистливый парень с самого утра хотел как-то уличить, высмеять Любима, чтоб не больно-то задирал нос, таская в деревянных ножнах свой славный меч, равного которому не было, пожалуй, даже у прибывших дружинников. А тут оказалось, что и повода искать не надо, – вот она, работа Берестяницы.

      Впрочем, долго ему шутить не пришлось, да и огрызнуться Любим успел лишь разок, так как вскоре к ним подошел Бажен и, кивая на торчащую из грубых ножен рукоять, хмуро потребовал:

      – Покажь.

      Любим, чуточку стесняясь, извлек меч, досадуя, что вчера так и не смог вычистить клинок, чтоб тот равномерно блестел, но дружинник поначалу не сказал про это ни слова, лишь спросил: «Откуда?» Пока Любим пояснял, что взят он с бою еще его дедом Зихно на каком-то боярине, случилось же это лет с полста тому назад, завистливый Гуней мигом углядел разводы и, торжествующе ткнув в них пальцем, заметил что-то колкое про то, что он был бы еще краше, коли достался более заботливому хозяину.

      Однако уличить в нерадивости не вышло. Бажен, глянув на покрасневшего от стыда Любима, а затем на Гунея, иронично усмехнулся, после чего пояснил, что полосы – это узор железа, который виден как раз когда меч начищен на совесть. Он даже кратко рассказал, какие именно они бывают. По его словам выходило, что качество металла у меча Любима одно из лучших, поскольку такие сплошные изогнутые линии, время от времени сплетающиеся в пряди, знатоки называют сетчатым узором, лучше которого может быть только коленчатый булат, где эти узоры в виде прядей тянутся не вдоль клинка, а поперек. Да и сам меч достаточно светлого цвета, что тоже свидетельствует о прекрасном качестве.

      Затем дружинник закинул меч себе за голову, прижав к затылку серединой клинка и ухватив второй рукой за самый край, и никто даже ахнуть не успел, как он, слегка побагровев от натуги, поднапрягшись, согнул его так, что даже сумел прижать к ушам. Любиму оставалось только вытаращить глаза от удивления. Сердце у парня екнуло – сейчас сломает! – но Бажен неторопливо ослабил нажим, и клинок выпрямился. Дружинник внимательно посмотрел вдоль лезвия, после чего удовлетворенно пробормотал:

      – Все яко и сказывал – добрый меч, ибо сызнова прямой аки стрела.

      А тут и обеденный привал закончился, и вновь в путь-дорогу. Вот только теперь по ней вышагивало не три с половиной десятка, а чуть больше половины – на развилке один из дружинников повел мужиков постарше куда-то влево.

      Ожск показался уже к вечеру, но к нему Бажен березовцев не повел. Очередной поворот, и они двинулись к стоящим неподалеку от Оки нескольким приземистым и на удивление длинным избам. К тому времени усталым парням было не до шуток, и даже язвительный Гуней про Берестяницу ни разу не вспомнил. Не до того – повечерять бы да завалиться спать.

      В иное время они еще непременно бы поворочались на не совсем удобных, хотя и широких полатях да успели бы вполголоса обсудить меж собой диковинные порядки, а тут от усталости