Давно закончилась осада…. Владислав Крапивин

в Симферополе. Туда, однако, надо ездить всего дважды в году, перед Рождеством и после Пасхи, чтобы сдать экзамены. Называется «экстернат». А школа… ну, чего же болтаться без дела? К тому же там обещают корабельное изучение.

      – Похвально, весьма похвально… – И околоточный обвел остальных назидательным взглядом: вот, мол, учитесь истинному прилежанию. Затем пообещал: – На этой неделе осмелюсь навестить вас и тетушку. По долгу службы и чтобы узнать, нет ли в чем нужды.

      – Милости просим, – светски сказал Коля.

      – А с этими друзьями-приятелями советую держать ухо востро. Можете невольно оказаться участником недозволенных поступков и проказ…

      Коля дипломатично улыбнулся.

      Куприян Филиппыч Семибас тронул двумя пальцами козырек суконной фуражки и зашагал прочь, позванивая прикрепленными к шинели медалями и цепляя тяжелой саблей сухой бурьян.

      – А сабля-то французская, – вполголоса сообщил Коле Макарка. – За лихость ему пожаловали и разрешили носить на службе. Он ее у ихнего офицера отнял, когда ходил в вылазку.

      – Разве же полиция тоже воевала? Или он был тогда солдат?

      – Он был городовой, – разъяснил Фрол, – а в вылазку напросился добровольно, с отрядом мичмана Завалихина. Отсюда ходили, с Центрального…

      (После Коля узнал, что Центральным иногда именовали Пятый бастион, так же как Четвертый – Мачтовым, а Шестой – Карантинным или, иногда, Музыкальным.)

      – И не отсюда вовсе, с редута Шварца, Маркелыч сказывал! – взвинтился Макарка.

      – Помолчи, Поперешный!.. Он, Семибас-то, даром что росту небольшого, а скрутил французского капитана, как рыношного жулика, и приволок его. Сам Нахимов медаль ему приколол и про саблю сказал: «Оставь себе на всю жизнь»… Ладно, пошли, ребята, к дому…

      – А пистолет-то! – напомнил Коля. Хотелось еще раз подержать оружие, из которого выпалил так удачно.

      – Пущай пока там полежит. Семибас-то, он не глупее нас. Повстречает сызнова: «А ну-ка покажите запазухи еще раз!»

      Когда шагали обратно, Федюня спросил:

      – А ты, что ли, вправду пойдешь в ремесленную школу?

      – А чего же такого? Сказано: пойду. Записали уже.

      – Фрола и меня тоже записали. А Ибрагимку и Макарку не взяли. И Савушку не взяли, мало́й еще.

      – Я и не просился! – опять выпустил колючки Макарка.

      – А татаров никуда не берут, – сумрачно сказал Ибрагимка.

      – Не в том беда, татар ты или нет, а надо хоть маленько грамоте знать, – внес разъяснение Фрол. – Тебя же вместе с Макаркой отец Кирилл звал к себе азбуку учить, хоть ты и другой веры. А вам обоим лишь бы по бастионам за добычей свистать.

      – А сам-то! – возмутился Макарка. – Тоже ведь не пошел!

      – А мне зачем? Меня Адам и без того чтению обучил! Не хуже, чем в гимназии!

      Оказалось, что одно время в доме у Фрола снимал комнату корабельный инженер Адам Вишневский, поляк. В ту пору Российское Общество Пароходства и Торговли (тот самый РОПИТ) начало восстанавливать на берегу Южной бухты