Юдоль. Сергей Малицкий

смеяться, вон как глаза-то горят.

      – Куда вез вас Такшан? – спросил Кай девчонку.

      – На запад. – Каттими показала охотнику язык. – На западе Кета. Или поменялось что?

      – Сядешь? – Он вынул ногу из стремени.

      – Сиди уж, – покачала головой девчонка. – Ты, конечно, здоровеешь так, словно раны воском замазываешь, но до завтрашнего дня тебе лучше посидеть в седле. Раны могут открыться. Да и нечего беспокоиться, кроме тебя, Усити, Васы, Сая и Педана, конных нет, обоз медленнее пойдет. Не устану. Хотя хороший у тебя коняга, хороший.

      Она обняла лошадиную морду, потрепала коня по ноздрям, запустила пальцы в гриву. Так запустила, что Кай невольно к собственным волосам пятерней потянулся.

      – А ведь приделанный у тебя зверь, – прошептала она чуть слышно.

      – Как определила? – быстро спросил Кай.

      – Так и определила. – Глаза у Каттими сделались вдруг серьезными. – Ты сам-то приглядывался? Посмотри, белок у зверя в синеву, а веко изнутри не красное, а почти черное. И запах. Другой запах у обычной лошади.

      – Откуда знаешь? – спросил Кай. – Или отец у тебя был не только кузнецом, но и конюхом?

      – Зачем? – удивилась Каттими. – Об этом любой в Вольных землях знает. Там теперь всякой пакости в достатке. Не только тати лютуют. Когда чужую лошадку в стычке положат, главное определить, не приделанная ли? Может, то и глупость, но очень страшно приделанного мяса отведать. Кто его знает?

      – Ну во-первых, если хорошо прожарить, то ничего не случится, – заметил Кай. – Хотя я не любитель конины. Но и с прочей скотиной так. Хотя какая охота мясо жарить, которое, чуть промедлил, гнилью расползается? А если бы лошадка моя приделанной была, сейчас бы другие лошади шарахались от нее.

      – Конечно, – кивнула Каттими. – Шарахались, если бы она плоти испробовала. И мясо гнилью расползается, если тварь плоти перед гибелью сама испробует. Наверное, выдерживал жеребчика после заражения? Сколько?

      – Два месяца, – хмуро бросил Кай. Многое знала девчонка, очень многое.

      – Все одно ведь сорвется, – прошептала Каттими.

      – Сорвется – прикончу, – отрезал Кай и тронул лошадь вперед. Сзади послышался скрип подвод с бывшими рабынями. Переход к Кете продолжился прежним порядком.

      – Послушай, – Каттими шла рядом с конем, – неужели ты так бы и довел Такшана до Кеты? Ну вот вместе с рабынями? Если бы не тати, довел бы?

      – Не дошли мы еще, не торопись, – ответил Кай. – Нечего на конец пути гадать, если середина неведома. Да, работорговля в Кете запрещена, но рабы имеются. Все хитро обделано, обязательства, договоры, расписки долговые, но людишки-то, пусть и без отметки на запястье, как и в Хилане или той же Зене, до смерти спину на хозяина гнут.

      – А ты уверен, что в Кету Такшан товар свой волок? – спросила Каттими, на ходу прижавшись к боку коня щекой.

      – А куда ж тогда? – не понял Кай. – В этих лесах до самой Кеты не то что деревеньки, заимки лесной не сыщешь. Нет, раньше бывали