Дьявол против кардинала. Екатерина Глаголева

Но вот кровь отлила от его лица.

      – Господи, прости м… – успел он прошептать, затем колени его подогнулись, и он ничком упал на землю…

      Когда епископу Люсонскому принесли записку, извещавшую его о смерти брата, он рухнул на пол как подкошенный. Его перенесли на кровать, раздели, стали брызгать в лицо водой, растирать руки, виски… Он пришел в себя, но остался лежать, знаком велев всем удалиться. Три дня и три ночи он лежал, отворотившись к стене, не произнося ни слова, ни звука. Дебурне сам спал с лица, трижды в день унося из его комнаты подносы с нетронутой едой. Наконец на третьи сутки Ришелье сел на постели и спросил себе стакан молока. Выпив его, он поднялся, побрился, оделся и отправился к королеве. В тот же день Руччелаи прогнали с глаз долой, а военным губернатором Анже стал дядя Ришелье по матери, Амадор де Ла-Порт.

      Двадцать пятого августа, в день Святого Людовика, в Париже устраивали фейерверк. Между Лувром и Нельской башней реку перегородили лодки: с них и с набережных запускали шутихи. Оба берега Сены почернели от народа; каждый залп приветствовали бурными криками и радостными воплями; где-то нестройно пиликали скрипки, парижане пели и танцевали – веселились.

      Как обычно, король лично участвовал в празднике: подобно канониру, он стоял на берегу с зажженным фитилем в руке перед батареей из шутих, многие из которых сделал собственноручно. Анна Австрийская и Мари де Люинь держались несколько поодаль. При каждом залпе они взвизгивали и затыкали уши, а потом радостно смеялись и хлопали в ладоши, глядя, как в синем вечернем небе рассыпаются золотые и серебряные брызги, как вертятся, шипя, «чертовы колеса». В момент затишья Мари приблизилась к королю и, прикрываясь веером, сказала ему игриво:

      – Ваше величество, вы сегодня поразительно невнимательны к вашей супруге.

      Людовик вскинул брови, а затем нахмурился, не понимая, откуда ждать подвоха.

      – Вы совершенно не обратили внимания на букет, который она держит в руках, – продолжала Мари.

      Людовик бросил быстрый взгляд на королеву, которая теребила букетик белых ирисов. Букет как букет. Что в нем такого особенного?

      – Так вам не знаком язык цветов? – удивленно произнесла Мари, словно прочитав его мысли. – Ирис означает: «Я имею что-то вам сообщить».

      – И ч-ч-что ж-же… – Как всегда, от волнения король начал заикаться.

      – Подите и спросите сами. – Мари сложила веер и повернулась на каблуках.

      Людовик подошел к Анне и взял ее за руку с букетом. Анна покраснела и потупила глаза, потом снова подняла их на мужа.

      – Мне кажется, я теперь уверена… и врач подтвердил… у нас будет ребенок.

      Король задохнулся от радости. Он схватил обе руки жены и стал покрывать их поцелуями. Букетик упал наземь и рассыпался. А потом в небо над Парижем взлетели пять, десять, двадцать шутих…

      Подписав договор о мире с сыном, Мария Медичи не спешила с ним увидеться и отказалась ехать в Париж. Это невероятно тревожило Люиня: он предлагал встретиться на «нейтральной территории», например в Туре