Сто тысяч раз прощай. Дэвид Николс

скоро в колледж?

      Мне послышались первые признаки утешительной речи.

      – Вряд ли я пройду по баллам, сэр.

      – Ты этого знать не можешь. Заявление ведь подавал, правда?

      Я кивнул.

      – На художественное оформление, программирование и компьютерный дизайн.

      – Замечательно.

      – Да только баллов не набрал.

      – Ну, это пока неизвестно.

      – Я почти уверен, сэр. На половину тестов вообще не явился.

      Он легонько стукнул меня кулаком по колену, но быстро передумал продолжать.

      – Ну ладно, даже если не набрал, существуют какие-то другие возможности. Пересдача, выбор другой, неизбитой специальности. Для парней твоего склада, талантливых…

      Я с благодарностью вспоминал его похвалы в адрес моей проектной работы о вулканах: последнее слово в науке, современное изображение вулкана в разрезе – как будто я открыл некие основополагающие истины, столетиями ускользавшие от вулканологов. Но это был только маленький крючок, на который можно повесить словцо «талантливый».

      – Не, я работать пойду, сэр. До сентября устрою себе передышку, а потом…

      – Как сейчас помню твою презентацию о вулканах. Штриховка была нанесена бесподобно.

      – Это уже в прошлом.

      Я пожал плечами и вдруг с ужасом понял, что у меня внутри щелкнул какой-то переключатель и сейчас из глаз потекут слезы. Даже мелькнула мысль: а не забраться ли на несколько перекладин выше?

      – Но ты, вероятно, найдешь работу, связанную как раз с этим.

      – С вулканами?

      – С компьютерной графикой, с дизайном. Если после объявления результатов захочешь со мной это обсудить…

      Или не забираться выше, а взять да и спихнуть его с перекладины. Благо падать невысоко.

      – Ладно, я разберусь.

      – Хорошо, Чаз, хорошо, но позволь открыть тебе одну тайну. – Он развернулся ко мне, и я учуял пивной дух. – Заключается она в следующем. Настоящее ни на что не влияет. То, что происходит сейчас, ни на что не влияет. Ну то есть влияет, но не так сильно, как тебе видится, а ты еще молод, так молод. Захочешь – поедешь учиться, захочешь – вернешься, когда созреешь, но у тебя. Полно. Времени. Эх… – Он мечтательно прижался щекой к деревянной стойке. – Если бы я в один прекрасный день проснулся шестнадцатилетним… эх…

      Я уже приготовился спрыгнуть, но тут мисс Бутчер как по заказу нащупала стробоскоп и выдала длинную-длинную очередь вспышек; в толпе раздался вопль, началось внезапное кишение: в мерцающем свете, под звуки «MMMBop» ребята в панике окружили Дебби Уорик, которая, закашлявшись, извергала в этом дьявольски быстром слайд-шоу белопенную рвоту прямо на обувь и голые ноги тех, кто оказался рядом, и зажимала рот ладонью, отчего радиус дуги только увеличивался, как при поливе из зажатого пальцем шланга, и одинокая Дебби под общий гогот и визг сложилась пополам в кольце выпускников. Только тогда мисс Бутчер выключила стробоскоп