Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа. Валентин Лавров

лезь, издали осуществляй визуальный контроль. Поняли?

      – Так точно, Евстратий Павлович! – кивали головой филеры.

      – Скажи-ка, Волчок, если фигурант зашел, скажем, в трактир или ресторан, ты что будешь делать?

      Филер резво поднялся со стула и отчеканил:

      – Останусь, значит, на улице и буду наблюдать за выходом!

      – А если у фигуранта встреча за графином водки с подельником-террористом?

      – Зайду внутрь и займу место поодаль от наблюдаемого. – Улыбнулся. – Но это только в том случае, ежели вы, Евстратий Павлович, приказали кассе выдать мне деньжат на трактир. Но вы экономию теперь наблюдаете!

      Филеры дружно раскатились смехом. Медников отмахнулся:

      – Ну, шастать по трактирам вы мастаки. Волков, тебя, как старшего, для начала штрафую на трешник, а другой раз накажу крепче. – Задумчиво оглядел соратников. – Жаль, мы никогда не узнаем, как Толстый от прослежки соскочил. Я-то посрамил бы вас, ибо уверен: Толстый вернулся из служебного коридора обратно в магазин, может, шляпу или пиджак другой надел, очки на нос нацепил, то есть сделал маскарад, а ты, Волчок, лопухнулся. Понял?

      Волчок упорствовал:

      – Маскарада не было, я всех выходивших по ботинкам проверял, у Толстого светлый нос на коричневом штиблете. Трешник напрасно реквизировали…

      Медников успокоил:

      – Если, Геннадий Иванович, докажешь, что Толстый на небо вознесся или под землю провалился, трешник верну.

      Необычный ученик

      В этот момент дверь приотворилась, и в кабинет вошел Зубатов, начальник Московского охранного отделения. Медников крикнул:

      – Встать!

      Филеры, поднимаясь, задвигали тяжелыми стульями по натертому до зеркального блеска паркету.

      Зубатов совершенно не был похож на военного человека. Все в нем было скромно, неброско: среднего роста, небольшая бородка на умном, интеллигентном лице, гладко зачесанные назад каштановые волосы, серые смеющиеся глаза, чаще всего спрятанные за дымчатыми очками. Попав однажды в ряды полицейских, Зубатов сразу же выделился неуемной энергией и исключительными способностями. Сделал карьеру, стал начальником Московского охранного отделения. И тут Зубатов развернулся вовсю. Он ввел фотографирование всех арестантов, первым в России стал применять дактилоскопию, разработал и привел в систему наружное наблюдение и вообще поднял технику раскрытия преступлений на небывалую до того высоту. Европа вполне могла завидовать.

      Зубатов махнул рукой:

      – Садитесь! Слышу, весело у вас тут. Думаю, надо зайти, узнать, чему разведчики радуются.

      – Это смех сквозь слезы. На ошибках учимся, Сергей Васильевич! К сожалению, не на чужих, а на собственных, – отвечал Медников.

      – Вы заканчиваете летучку? Наряды на прослежку раздали?

      – Так точно! Наряды раздали, дела обмозговали, теперь свободные от дежурства по домам пойдут.

      – Вот и хорошо! Евстратий Павлович, мне с тобой двумя словами надо перекинуться. – Голос Зубатова звучал подозрительно