Матерь Тьма. Курт Воннегут

о Виртанене, настоящего имени которого никогда не узнаю. Оставленный Виртаненом след не больше следа крошечного червяка, ползущего по бильярдному столу. А Крафт повсеместно известен. Говорят, картины Крафта продаются в Нью-Йорке по десять тысяч долларов каждая.

      У меня под рукой есть вырезка двухнедельной давности из «Нью-Йорк гералд трибюн» от 3 марта, где один критик рассуждает о Крафте как о живописце:

      «Наконец мы видим способного и благодарного наследника той фантастической изобретательности и экспериментирования в живописи прошедшего столетия. Говорят, Аристотель был последним, кто понимал суть культуры своего времени. Крафт же, несомненно, – первый человек, который понимает современное искусство, чувствует его всеми фибрами души.

      С неподражаемым изяществом и решительностью сочетает он эстетику враждующих художественных школ прошлого и настоящего. Крафт приводит нас в восторг, заставляет склонить голову и как бы говорит: “Если вы жаждете нового Возрождения, вот такими будут картины, выражающие его духовный подъем”.

      Джордж Крафт, он же Иона Потапов, получил разрешение продолжать свою уникальную карьеру художника в Федеральной тюрьме Ливенуорт. Мы все хорошо понимаем, в том числе и сам Крафт – Потапов, как быстро рухнули бы его планы, окажись он в своей российской тюрьме».

      В тот самый момент, когда Крафт открыл дверь, я уже с порога понял, что его картины хороши. Но не думал, что настолько хороши. Подозреваю, что рецензию написал какой-нибудь гомик, накачавшийся бренди «Александер».

      – Не ожидал, что подо мной живет художник, – произнес я.

      – Может, вы преувеличиваете? И он не живет? – ответил Крафт.

      – Великолепные картины! – восхитился я. – Где вы выставляетесь?

      – Да нигде.

      – Жаль. Вы бы сколотили целое состояние.

      – Приятно слышать, – промолвил Крафт. – Но я начал рисовать слишком поздно. – Потом он рассказал мне то, что можно было бы назвать историей его жизни, не будь все ложью.

      По словам Крафта, он вдовец из Индианаполиса. В молодости хотел стать художником, но занялся бизнесом – торговал красками и обоями.

      – Моя жена умерла два года назад, – сказал он и, изловчившись, сумел выдавить скупую слезу. У него действительно была жена, но она не покоилась в земле Индианаполиса.

      Его более чем живая жена Таня жила в Борисоглебске. Крафт не видел ее двадцать пять лет.

      – Когда она умерла, – рассказывал он, – я совсем пал духом. У меня было только два пути: самоубийство или воплощение мечты юности. И я, старый дурак, выбрал мечту молодого дурака. Купив холст и краски, я приехал в Гринич-Виллидж.

      – А детей у вас нет? – спросил я.

      – Нет, – печально ответил он. На самом деле у него трое детей и девять внуков. А старший сын Илья – известный специалист в ракетостроении.

      – Единственное, что роднит меня с миром, – это искусство, – продолжил Крафт, – а я беднейший из его родственников.

      Крафт