Не(о)библия. Лесса Каури

слянистую глину. Глина послушно принимала разнообразные формы, которые расползались, разлетались и расплывались кто куда.

      – Сын! – схватился за голову Отец. – И ты ещё!..

      – Папа!

      Обрадованный вниманием малыш тянул к нему перемазанную ручонку, в которой переливалась белым и золотым точная копия Птицы.

      – Глупости какие! – заворчала та и отвернулась, переставляя большие перепончатые лапы – обиделась.

      Не оборачиваясь, защёлкала клювом:

      – Слушай, а ты уже всё? Кончил творить?

      – Кончил, – мрачно отвечал мужчина, – не при детях будет сказано!

      – И где они?

      – Кто?

      – Люди… эмм… обитатели?

      – Да вон… – Отец обречённо кивнул под сень оранжевой рощи, – …она.

      – Каноны нарушаем, – заворчала Птица. – С самца надо всегда начинать, с самца!

      И замолчала с разинутым клювом, уставившись на дальний берег ручья.

      Там, опершись спиной о древесный ствол и широко раскинув загорелые ноги, полулежала женщина. Точнее, девушка, чью ещё не сильно оформившуюся фигуру скрывали волны тугих чёрных локонов. Она вплетала в них яркие ягоды и листья… И маленькие груди были упруги, совершенной формы ногти на руках и ногах розовели жемчугом, и дразнилась алым язычком щель в обрамлении воротничка коротких волос между неправдоподобной длины ногами.

      Птица в изумлении повернулась к мужчине.

      – Ты о чём думал вообще, когда творил… это… эту?

      Тот сделал вид, что не услышал.

      – Ка-ка-я! – протянула Птица, разглядывая девушку одним глазом, а мужчину другим. – Как её зовут? Блудница Вавилонская?

      – Сам ты блудница! – подняла голову красотка. – А меня зовут Лилит. Запомни это имя, гусь недоделанный!

      И это было только начало…

      Лилит оказалась совершенно неуправляемой. Слова «почтение», «смирение» и «терпение» в её лексикон не входили, зато входили другие, из которых оба – Отец и Птица – едва ли понимали половину. Она ломала деревья, пинала зверьков, поджигала траву на полянах и обижала Сына. Изогнутой рыбьей костью Лилит проколола себе пупок, уши и нос, и обвешалась погремушками, сделанными из щепочек и камешков. Угольным стерженьком научилась так подводить глаза, что взгляд казался безумным. Красила ногти на руках и ногах глиной чёрного цвета, а губы – соком ягод с кустов, росших по берегам ручья. И в довершение всего острым обломком кварца она отсекла свои роскошные волосы под самый корень, а оставшиеся выкрасила все тем же пламенеющим соком и вздыбила иглами дикобраза.

      – Боже мой! – ужасался Отец, наблюдая всё новые и новые трансформации. – Что она делает?

      – Ищет себя, полагаю, – ворчала в ответ Птица. – Обыкновенный юношеский максимализм.

      – А она может искать себя, скажем, в рисовании, ткачестве или вышивании?

      Лилит, сидящая на дальнем берегу и любующаяся своим отражением, подняла руку и продемонстрировала опешившему Отцу средний палец.

      – Это что такое? – возмутился он.

      – Это ты ещё не придумал! – поспешила успокоить Птица. – Ты собираешься творить ей самца?

      – А что? – заинтересовался Отец. Уж больно Птичий тон был подозрителен.

      – Тогда создавай сразу секс, наркотики и рок-н-ролл! – забулькала Птица и мстительно ткнула клювом по кумполу пролетающую мимо бело-золотую колибри.

      Птичка, пискнув, упала на колени малышу. Толстые ручки с радостью подхватили её, размяли до состояния глины и вылепили страшненькое существо с кожистыми крыльями и зубастым клювом.

      – Птеродактиль, – покосилась огненным глазом Птица. – Этот пущай живёт!

      С мерзким скрипом тварь снялась с рук Сына и тяжело полетела над водной гладью, но была сбита камнем, пущенным хрупкой женской рукой.

      Ребёнок заплакал.

      – Ну, это уже ни в какие ворота! – возмутился Отец. – Не будет ей самца! Я лучше ей мозги сменю. Авось поможет!

      – Не поможет! – безнадёжно покачала головой Птица. – Такие не мозгами думают, а всем остальным вместе взятым. Тут тюнингом не обойдёшься! Нужна принципиально новая модель.

      – Эй, вы, перцы! – Лилит подошла к ним. – Скучно здесь. Я это… ухожу.

      – Куда? – опешили оба.

      – Туда! – девушка махнула рукой в сторону лимонного неба.

      – Там небытие, вселенский холод, – схватился за голову Отец, – ты погибнешь!

      – Не твоё дело, папаша! – девушка упрямо тряхнула короткими волосами. – Бывайте!

      И вознеслась в канареечные глубины, чтобы исчезнуть в них навсегда.

      – Вот она – истинная свобода! – проследив за ней взглядом, констатировала Птица. – Свобода поиметь то небытие, которого добиваешься. Отец, признайся, что с Лилит ты облажался!

      – Признаюсь! – искренне сказал мужчина и повёл ладонью, стирая ручей, берега, деревья и кислотную яркость неба.

      Теперь