Во имя прави. Татьяна Трубникова

но, разумеется, ничего не было… Он сказал, что звонит с автомата. Что скучает по учебе и по всем… И что, если буду в Москве и захочу выпить кофе, можно пересечься. Голос теплый, знакомый в каждой интонации и такой ужасно милый. Записала его номер. Ничего особенного. Обычный треп. Засыпала счастливая. Теперь у меня есть друг! Вдруг пронзила мысль… Это они! Разве так бывает?! Спасибо, бабушка и дедушка! Мысль была хрустально ясной, как чистый бокал у бабушки в серванте. Спустя несколько лет – звонок ни с того ни с сего. В разговоре спросила, когда он решил позвонить? «Да сегодня такой дождь противный был… И грустно. Бытовуха заела. Разведусь! Скучаю по Волгограду…»

      Прошло много лет. Все в них было: радость и горькая страсть, безумие полета качелей любви, первый писательский успех и второй, и третий… Новые книги и большой роман, который писала несколько лет как отражение собственного сердца, собственной любви. Я стала иной. Несущей в себе сверкающую радость. Сильной, гибкой, худой, совершенно уверенной в себе. Я победила. В том числе и то, что не нравилось в себе. Научилась выступать публично с прозой и танцевать. Даже на публике.

      Сколько мне лет? Я не помню. Много-много поняла про время. Про эфемерность этой отнюдь не физической, а метафизической величины. И вообще не величины, по сути.

      Когда отец прочел мой роман, он сказал: «Он очень хороший. Ты теперь большая писательница. Настоящая». Честное слово, это было самой лучшей оценкой из всех отзывов, которые мне писали, говорили и публиковали.

      Отец умер тринадцатого января, ровно через год, день в день, как поставила точку в романе. В последний раз видела его случайно. Неужели ангелы свели нас?! На книжной выставке ВВЦ. Был теплый сентябрь. Красиво одетая, счастливая, я подписывала свой роман покупателям у стенда издательства. Книжки разлетались быстро, как птицы. И вдруг увидела отца… Выглядел он ужасно. Всегда опрятный в одежде, он вдруг будто забыл, зачем это нужно. Да, он давно не преподавал. Да и не предполагал никого встретить в Москве. Страстный книголюб, он приехал на выставку за книжками. С тележкой на колесиках, с какими бабули залезают в троллейбус. Подскочила к нему. Старый потертый костюм с крошечным следом зеленой масляной краски на лацкане. Было чувство, что этот серый костюм еще из детства. Мама покупала его. Рубашка пестрая, какая-то невыходная, домашняя. И без галстука. Вот это вообще было на него не похоже. Галстук он носил всегда, сколько его помнила. На каблуках была выше его на голову. Вдруг подумалось, что он ссутулился, осел, как когда-то бабушка… Поговорили немного. Девчонки со стенда во все глаза смотрели на нас. А потом мы расстались. Просто разошлись в стороны. Он снова потащил свою тележку. Смотрела ему вслед. Даже не поцеловала его в щеку перед расставанием, как делала всегда. Сейчас остро все это вспоминать. Почему я его не поцеловала? Просто кивнула на прощанье. Разве я знала, что это навсегда?! Когда-то в далеком детстве, когда мне было четыре, он вот так же шел впереди. И держал руки сзади, шевеля пальцами. Чтобы я догоняла, чтобы