Если небо молчит. Дмитрий Герасимов

же нужно отреагировать на сигнал.

      – Отреагирую, – пообещал Сашка. – Ваши трусливые эскулапы, вместо того чтобы лечить людей, только подкидывают нам бумажной волокиты. А мы, вместо того чтобы ловить «псов», вынуждены тратить время на всякие глупости!

      – Это не глупость, Саша… – тихо сказала она. – Умер человек…

      – У вас всякий день кто-нибудь умирает. И что? Мы должны держать бригаду для каждого вашего жмурика?

      – Похоже, что это убийство, Саш… – Голос Маргариты сделался глуше. – Наверное, тебе все-таки следует приехать сюда, поговорить с заведующей, с дежурным врачом, с больными и… со мной.

      – Мы с тобой поговорим вечером, – пообещал Корж. – Я дождусь тебя. – Он опять хмыкнул. – Антошка, похоже, единственный человек, который рад мне по-настоящему, без корысти.

      – А место преступления? – настаивала Маргарита. – Неужели ты не хочешь даже взглянуть на него?

      – Только не убеждай меня, что было преступление, – посоветовал Сашка.

      – Было… И похоже, здесь все считают виноватой меня! Мне очень плохо. А ты не хочешь мне помочь!

      – Завтра с утра у вас в больнице будут два наших опера, – пообещал Корж. – Все посмотрят, всех опросят, со всеми пообщаются.

      – Завтра? – удивилась Маргарита. – Быстро же работает наша милиция! Приезжает на место преступления через полтора суток!

      – Работает как может, – буркнул он. – Вы тоже, между прочим, сообщаете о происшествии лишь на следующий день.

      – Как же вы теперь станете искать убийцу?

      – Убийцу ищут, когда есть убийство, – резонно заметил Корж. – А халатность и глупость врачей – компетенция самих врачей. Мы в такие дела без крайней нужды не лезем. Наслышаны о вашей корпоративной солидарности.

      – Какая солидарность, Саша? – воскликнула Маргарита. – Мне здесь чуть ли не в открытую говорят, что я убила пациента!

      – Тебе не о чем беспокоиться, – заверил он. – Я позабочусь, чтобы злые языки умолкли.

      – А о поиске убийцы позаботишься? Настоящего убийцы…

      – Прости, меня Антошка зовет рисовать черепашек-ниндзя… – Корж положил трубку.

      В половине седьмого, после окончания вечерних процедур, Маргарите наконец удалось заварить себе кофе. Она сидела за столом основного поста и с наслаждением вдыхала аромат, исходящий из большой белой кружки с полустершейся надписью «Я люблю Нью-Йорк». Круассан, оставленный утром Женечкой на чайном подносе, теперь лежал перед ней на крохотной бумажной салфетке и выглядел хоть и подсохшим, но очень и очень аппетитным.

      С фотографической карточки в небольшой стеклянной рамке на Маргариту смотрели два самых близких человека: мама – Нонна Карловна, строгая и даже хмурая шестидесятилетняя женщина, и сын Антошка – беззаботный пепельно-русый мальчуган с глазами своего отца, Максима Танкована. Этот снимок всегда стоял на столе дежурной медсестры, и Маргарита любовалась им, когда в редкие часы отдыха, отвлекшись от формуляров и процедурных листов, сидела одна в ночной больничной тишине, подперши