Публичные фигуры. Изобретение знаменитости (1750–1850). Антуан Лилти

рассуждений о суетности и ничтожности нашего века, где господствуют шоу-бизнес и рынок, промывание мозгов избирателям и поставленное на поток производство звезд-однодневок. Здесь противопоставление того вида публичности, который рассматривается как возможность критического использования разума, другому – считающемуся средством медийных и коммерческих манипуляций, – не исторично, а нормативно. Политический идеал (публичное обсуждение вопросов) проецируется на эпоху Просвещения, для того чтобы легче было критиковать в нашем современном мире все, что этому идеалу не соответствует[11]. Тем самым необоснованно идеализируется восемнадцатое столетие, но главное, создается препятствие для понимания того, что представляет собой публика.

      Зато изучение механизмов знаменитости обнаруживает, что публика – не только «инстанция», выносящая суждения о литературе, живописи и политике; скорее, это собрание анонимных читателей, объединенных тем, что они читают одни и те же книги, а с XVIII века – одни и те же газеты. Публику образует не обмен рациональными аргументами, а общее любопытство к чему-то и общая вера во что-то, интерес к одним и тем же вещам в один и тот же момент и осознание синхронности проявления этого интереса. Отсюда двойственность публики, интересующейся частной жизнью звезд не меньше, чем дебатами политиков, и редко оправдывающей ожидания политических философов и моралистов. Большинство авторов, на которых мы будем ссылаться, в этом убеждать не надо. Пусть успех Хабермаса, переосмыслившего Кантово определение публики, не заслоняет от нас одного важного обстоятельства: за прошедшие два столетия увидело свет немало других толкований понятия «публика», лучше учитывающих его амбивалентность. Со второй половины XVIII века вопрос о публике всегда считался неразрывно связанным с проблемой общественного мнения. Таким образом, вопрос о публике неотделим от теории коммуникации – в том виде, как ее понимал живший через столетие после Иммануила Канта социолог Габриэль Тард, теоретик социальной имитации. Согласно ему, только «ощущение актуальности» – осознание факта, что тебе интересно то же, что и твоим современникам, – и получаемое от этого удовлетворение составляют единство и силу публики, которая определяется автором как «разрозненная группа людей, отделенных друг от друга физически и объединяемых только ментально»[12]. Это единение, осуществляющееся прежде всего через чтение периодической печати, а также через механизмы моды и через литературный успех, основано на эффекте коллективной имитации: отдельные личности влияют друг на друга на расстоянии благодаря присутствующему у них сознанию, что они составляют публику, то есть интересуются одними и теми же вещами в один и тот же момент.

      Очевидно, что публичности – если понимать под этим словом процесс постоянного воспроизводства публики с помощью распространения дискурсов и зрительных образов через прессу и другие медиа

11

Полемическая заостренность работы Хабермаса, который идеализирует восемнадцатый век, чтобы показать неудовлетворительное состояние современных (начала 1960-х) обществ в экономическом и особенно политическом плане, очевидна в последней части книги, где дана крайне негативная оценка нынешнего западного общества и его соответствия демократическому идеалу. Теоретические и исторические аспекты книги Хабермаса рассматриваются у С. Хабера: Haber S. Pour historiciser L’Espace public de Habermas // L’Espace public au Moyen Âge, débats autour de Jürgen Habermas. Paris, 2011. P. 25–41. В том же сборнике Стефан Ван Дамм (Farewell Habermas? Deux décennies d’études sur l’espace public. P. 43–61) отмечает возросшее в последние двадцать лет значение концепции публичного пространства в трудах специалистов по XVIII в.

12

Tarde G. L’Opinion et la Foule. Paris, 1989. P. 33.