Лина Костенко. Олег Кудрин

аких, архетипических, людях и образах: загадочная красавица, описанная в ее стихотворении как «ота сама Ївга»; усадьба неких Главацких, где ночью нечистая сила бросалась с печи поленьями; баба Марьюшка, по непроверенным данным ведьма, за которой ходил черный мистический кот; мертвая гадюка, вроде как найденная у алтаря заброшенной церкви.

      Литературоведы когда-то назвали такую прозу «магическим реализмом». Но если оторвать это словосочетание от накопившегося за ним смысла и примерить к поэзии самой Костенко, то увидим, как точно оно ее характеризуют. Всё реально и нереально, магически подсвечено каким-то высшим смыслом, отчего кажется более правдивым и точным, чем сама реальность…

      Ржищев – вообще хорошее место для рождения одного из украинских нациетворителей. Сколько в нем всего уместилось, на маленьком пространстве городка с населением до 10 тысяч. Здесь – поразительная глубина, не только днепровская, но историческая. Поселения неолита. Трипольская культура. На таком фоне Иван-город, упоминавшийся в летописи 1151 года, кажется юным (хоть и осталась от него одна только Иван-гора). А дальше – разрушение Батыевой ордой, восстановление и вхождение в состав Великого княжества Литовского, Речи Посполитой. Магдебургское право, полученное от короля. И войны, восстания – от Хмельниччины до Колиивщины. Но закончилось всё лишь вхождением в состав другой империи – Российской.

      А в лесу за Ржищевом был древний мужской Спасо-Преображенский монастырь, до 1794 года – греко-католический. В 1852 году его реформировали и сделали женским. Говорят, монашенкой там была сестра русского писателя Николая Лескова. Иногда он приезжал к ней в гости и ехал дальше, вниз по Днепру, на могилу Шевченко.

      Сколько надежд нес вольный 1917 год. Но Украинская держава не смогла консолидироваться. Вторжение Красной Армии, навязанная война, поражение УНР. И как следствие, страшнейшее горе – Голодомор. Ржищевский район, существовавший тогда, был одним из самых пострадавших на Киевщине. А потом – вновь большая война. С огромными жертвами, особенно страшными оттого, что потерь не считали и о том, как их уменьшить, не думали. Ужасный «Киевский котел» в 1941-м. А в 1943-м – жертвенный «Букринский плацдарм» (от названия села Букрин, в 20 километрах ниже по Днепру). Потом, уже во времена «Миру – мира!», затопление окрестных черноземов и церквей Каневским водохранилищем в 1974–1976 годах…

      Маленький городок, каких тысячи, но язык не повернется сказать, что он – на обочине мировой истории.

      Много есть версий происхождения имени Ржищева. От злакового «рожище»; от упоминаемого в летописи древнего «Вжище»; от польского «Rzesza» – толпа. Но самая любимая в народе версия – легендарная, выводящая Ржищев от слов «ржи ще», якобы сказанных казаком его коню. Существует несколько вариантов этой легенды. Лине запомнился самый драматичный из них.

      После боя погибал от ран казак. Но лежал он в урвище под Иван-горой так, что не сразу найдешь. Ожидая помощи товарищей, просил своего коня: «Ржи ще, коню, ржи ще!», чтобы побратимы знали, где искать. Но, видать, все погибли, и не пришла к нему помощь. «Так или не так, а для меня с детства тот конь ржет. И казак умирает под Иван-горой. И некому его китайкой укрыть»[1]. Каков накал – как в античном мифе, трагедии, опере! Нечто подобное характерно и для стихов Костенко, посвященных старшим родственникам, родоводу. Там трагедии, может, и поменьше, но возвышенность изложения – примерно та же. Разве что смягчаемая самоиронией, мягким украинским юмором.

      К примеру, «Люблю легенди нашої родини». Это рассказ о том, как украинские женщины, обидевшись, умеют на какое-то время замолчать столь весомо и сильно, что вся семья быстро понимает, как была неправа и просто умоляет прервать молчание. (А в ваших семьях такое бывало, бывает?) С первых строк читатель захлестнут эпическим задором, достойным «Энеиды»:

      Люблю легенди нашої родини,

      писати можна тисячу поем.

      Коли були ще баба молодими,

      вони були веселі, як Хуррем[2].

      (По-тюркски «хуррем» – «веселая», прозвище Роксоланы при дворе Сулеймана Пышного. – Прим. авт.).

      Разворачиваясь во времени и строках, семейная размолвка семьи Костенко обретает черты всемирной дисгармонии, вселенского разлада:

      Вони не те щоб просто так мовчали, —

      вони себе з живущих виключали,

      вони робились білі, як стіна.

      Вони все розуміли, вибачали,

      але мовчали, тяжко так мовчали,

      неначе в них вселився сатана[3].

      Но когда уж читатель начинает всерьез волноваться – лихом бы не закончилось – Лина легко и изящно выходит на мирный финал, сдобренный, к тому же, появлением припасов и, видимо, скорым ужином.

      Коли ж вони відходили потроху

      і вже од серця зовсім одлягло,

      вони капусту вносили із льоху,

      і більш про це вже мови не було[4].

      «Веселий привид прабаби»

1

Дзюба Іван, Костенко Ліна, Пахльовська Оксана. «Гармонія крізь тугу дисонансів…». К.: Либідь, 2016. С. 127.

2

Костенко Ліна. Неповторність: Вірші, поеми. К.: Молодь, 1980. С. 178.

3

Там же.

4

Костенко Ліна. Неповторність: Вірші, поеми. К.: Молодь, 1980. С. 179.