Жизнь вместо жизни. Семён Штейнберг

что к нам приближается женщина средних лет. То, что она иностранка, определил сразу, по одежде. И по фотоаппарату – мне не видно было его модели, но он висел у неё спереди, на груди, а не сбоку, – на бедрах, как носят у нас. Шла она прямо к нам. Откровенно говоря, «немного» испугался, – нам не «рекомендовали» общение с иностранцами, но отступать было некуда.

      Протянув мне свою камеру, на немецком языке, женщина просила сфотографировать её на фоне Кремля. Я понял её прекрасно, но ответить не смог. Мало того, что не сумел составить простейшую фразу, даже не смог вспомнить нужные слова. До армии, в школе, имел отличную оценку, и в институте не имел проблем с немецким языком, а сейчас – полный ноль. Конечно, элемент «мандража» был, но самое главное, что уже «дома», в казарме, лёжа в кровати, пытался воспроизвести диалог и… не смог. Ни слова. Всё вылетело из головы напрочь. За полтора года! Попробовал вспомнить что-нибудь из области математики – то же самое – ничего. Испугался не на шутку – что будет со мной ещё через полтора года? Как я буду продолжать учёбу после армии?…

      Реутово – 3. 1967 г

      Ещё в октябре прошлого года, был вызван к командиру радиорелейного и телефонно-телеграфного взвода – старшему лейтенанту Данилову, исполнявшему обязанности командира роты. Он предложил мне перейти к нему во взвод, сразу на четыре должности – старшим телеграфистом, полковым почтальоном, комсоргом взвода и просто старослужащим. После предстоящей очередной демобилизации в этом взводе не оставалось ни одного старослужащего для поддержания порядка – одна молодёжь, даже замкомвзвода был новоиспечённым, без опыта, сержантом… В армии под предложением всегда подразумевается приказ.

      На приказ отвечаем мы – «ЕСТЬ!»

      В этом взводе была передвижная радиорелейная станция с буквопечатающим аппаратом СТ-35. По штату, в экипаже должен быть старший телеграфист – я мог работать на нём по 1 классу. Почтальоном – не велика наука – отнести солдатские письма на почту и разнести по ротам пришедшие письма и газеты. Комсоргом – научимся, небольшой опыт у меня был. Старослужащим, «дедом», я становился автоматически…

      С 1 ноября приступил к исполнению своих новых обязанностей, – вскоре мне присвоили самое высокое солдатское звание – ефрейтор. Теперь я понял, почему солдату дается так мало личного времени – чтобы не хватало его на всякого рода мысли и раздумья. На релейной станции запрещалось работать ближе, чем за 80 километров от Москвы – она работала в УКВ – диапазоне и могла создать помехи радиостанциям милиции и скорой помощи. Занятие полковой почтой занимало максимум два – три часа в день. Остальное время было мое.

      В моё время срочная служба продолжалась три года. «Считалось», что первый год солдат учится, второй – служит, а третий – собирается домой. Так оно и было. Собирать особо было нечего, а вот задуматься мне было над чем. Больше всего, тревожило продолжение начатой до армии учёбы в институте и правильность выбранного мной пути.

      Учась