Алые перья стрел. Владислав Крапивин

Митька.

      – Зачем репродуктор? – сказала Валька. – Вон у Вовки голос громче всякого радио. Ты, Вовка, запел бы что-нибудь. Это лучше всякой пули. Никакой патефон тебя не переорет.

      – А что! Я могу! – неожиданно сказал Вовка и крикнул: – «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер!»

      Голос был в самом деле отчаянно громкий. Ясный и отчетливый. Даже в ушах зазвенело. Но кроме голоса, был у Вовки еще хороший слух. И может быть, сам того не желая, Вовка с протестующего крика перешел на мелодию:

      …Веселый ветер,

      Веселый ветер!

      Моря и горы ты обшарил все на свете…

      Сейчас эта песня старая и привычная. А тогда была она совсем новой. Она прилетела к ребятам с экранов, из нового фильма, где их ровесник Роберт Грант неустрашимо рвался на помощь отцу-капитану. Были в песне синие ветры, зов морей и яростная уверенность, что «кто ищет, тот всегда найдет».

      Не прерывая песни. Вовка вскочил и начал подниматься по лестнице. Так же, как поднимался по вантам к верхушке мачты Роберт Грант. И ребята ринулись за ним.

      Они любили хорошие песни, только раньше как-то стеснялись петь вместе. Но сейчас в песне была их борьба, их протест и гордость. И они подхватили слова о веселом ветре, разнесли их с высоты на весь квартал – звонкие слова о смелости и мальчишечьей правоте.

      Жестяная глотка патефона заскрипела и умолкла. Жадин голос на веранде нерешительно сказал:

      – Хулиганство…

      Это случилось в промежутке между куплетами, и ребята услышали. Они засмеялись. Безбоязненно и торжествующе, потому что слишком явным было Жадина бессилие. А потом они закончили песню, и Вовка тут же завел новую:

      Все выше, и выше, и выше

      Стремим мы полет наших птиц!

      И они подхватили опять, удивляясь, как здорово, как слаженно звучит их неожиданный хор.

      Митькин отец вышел на крыльцо и слушал, подняв голову. Рядом с ним возник Лешка.

      – Идите к нам, Петр Михайлович, песни петь! – крикнула Валька.

      – Голос теперь не тот, Валя, – сказал он. – А то бы я спел, честное слово. Вот Алеша пусть идет.

      Лешка, деловито сопя, стал карабкаться к ребятам.

      Патефон порывался выплюнуть лихой фокстрот, но умолк, не доиграв. А ребята пели:

      Кра-сно-флотцы!

      Недаром песня льется!

      Недаром в ней поется,

      Как мы на море сильны!

      А потом пришло время для песни, которая была главной. Главной – в ту пору.

      Ее пели по-русски и по-итальянски. По-испански и по-немецки, у нее было много переводов, а кто не знал слов, находил их тут же.

      И быть может перевирая незнакомые слова, но зато со звонкой силой выводил Вовка в высоте:

      Аванти, пополо, а ля рискосса!

      Бандьера росса,

      Бандьера росса!

      И с той же силой повторяли Валька и мальчишки:

      Вперед, товарищи! Гори над нами

      Победы знамя,

      Свободы знамя!

      Потом Митька вспомнил немецкий припев:

      Ди ротэ фанэ,

      Ди ротэ фанэ…

      И