Алые перья стрел. Владислав Крапивин

Отошел на десять шагов.

      Поднял согнутую в локте руку, будто с наганом. Прищурил левый глаз и отчетливо сказал:

      – Т-тах!

      Он переживал все заново: надежную тяжесть боевого оружия, грохот и толчок выстрела и пронзительную радость меткого попадания.

      – Т-тах!.. Т-тах!..

      Выбравшись на улицу, Митька зашагал домой, и радость не оставляла его. Он шел вприпрыжку, подбрасывал на ладони две пустые, звонкие, порохом пахнувшие гильзы и думал, как еще от калитки крикнет:

      «Ребята! Знаете что?..»

      Он и крикнул.

      Но веселье Митькино разбилось о хмурые взгляды ребят.

      Вся компания сидела на крыльце двухэтажного дома и сердито молчала. Только Вовка Шадрин коротко объяснил:

      – Жада сено привез.

      И тогда Митька увидел «шатер». Он стоял под наружной чердачной лестницей – большой кособокий ящик из ободранной фанеры. Голый какой-то, маленький и совсем непохожий на штаб грозного стрелкового от ряда. Дверца косо висела на одной петле.

      Митька легонько хлопнул по стенке «шатра», и ящик тихо загудел. Словно жаловался.

      – Жада выкинул? – спросил Митька.

      – Не мы, конечно, – сказал Павлик.

      – Хотел сперва к себе утащить, – объяснил Вовка Шадрин. – Чтоб курятник сделать. Мы как вцепились…

      – Молчи уж. «Вцепились»! – хмыкнула Валентина. – Хорошо, что Серёгин отец мимо шел. Он Жаде сказал… Тот чуть не упал.

      – Мы бы все равно не отдали, – угрюмо сказал Цыпа.

      – Ну и зря. Зря, что не отдали, – пожалел Митька.

      – Рехнулся? – спросил Сергей.

      – Ни капельки. Просто ему еще хуже было бы. Сам бы обратно тащил, на своем горбу. Под конвоем. Потому что я бы милиционера попросил помочь, у меня знакомый есть. Сегодня познакомились на улице. Знаете какой человек! Два раза дал из нагана стрельнуть.

      Все молчали, потому что стало неловко: такое вранье даже в детском саду считалось неумелым.

      Митька небрежно сказал:

      – Не верите? Глядите. Узнаёте?

      Он протянул Витальке и Цыпе две гильзы. Виталька и Цыпа одинаково приоткрыли рты. Гильзы были те самые: одна с косой царапиной, другая с круглым зеленым пятнышком. От гильз пахло порохом, а в капсюлях виднелись ямки.

      – Чё такое? Чё такое? – забеспокоился Вовка Шадрин и сунул курчавую голову между Виталькой и Цыпой.

      Митька усмехнулся, захлопнул ладонь и полез по чердачной лестнице, чтобы устроиться там на высоте, на удобной широкой ступеньке.

      Отряд молча двинулся за ним.

      – А ну, рассказывай, – велел Виталька.

      И Митька стал рассказывать. Про тумбу, про овраг, про выстрелы. Про то, что Матвей обещал зайти в гости, и, может быть, он даже покажет ребятам наган…

      Пока он говорил, пришли сумерки. Василиса Тимофеевна, косясь на мальчишек, загнала в сарай кур и драного Петю. Мать крикнула из окна Павлика Шагренева, и он крикнул в ответ:

      – Не пойду!

      И никто не пошел бы. Им хорошо было вместе. Им просто позарез надо было сейчас